Проклятие Нолдоров и отцовское проклятье шли за Беарнасом по пятам всю жизнь. И он уходил - молча, в ночь, в дождь, в пургу. Один… И всё же совсем один он никогда не оставался. Лориэн высылал ему спутников, - то белочку, то волчонка, то филина. Он понимал зверей и деревья, слышал их зов о помощи, умел лечить сердцем и ладонями.
Лишь его кровоточащее сердце не находило исцеления… Он научился избегать привязанностей, потому что они неминуемо оканчивались для него потерями; бесстрастно принимал и похвалы, и проклятия. Мельком достигли его слухи о Великой Битве, или Войне Гнева, на Севере, в которой воинство Валаров наголову разбило полчища Врага, о разрушении твердынь Ангбада и о пленении Моргота; о гибели своего отца Маэдроса и об окончании Эпопеи Сильмарилов… Но он, дважды проклятый, не ожидал уже от жизни ничего.
Однако чаши весов его судьбы неожиданно пришли в движение. И положено было начало этому встречей нолдора-изгоя со Славуром Келебрилом.
В тот поворотный для него вечер отдыхал Беарнас возле походного костра на сосновом взгорье, на берегу мелководного Дортониона, когда на лесной дороге послышался стук копыт верхового отряда, и вскоре первые всадники спустились к переправе. Был тот отряд - эльфийский, заморские светловолосые эльдары-калаквенди. Они спешивались, сбрасывали на траву походные мешки, поили лошадей; звонкие голоса перекликались на древнем квенейском наречии, почти забытом в Средиземье. Вскоре прибывшие увидели и чужой костерок в отдалении. Было ещё достаточно светло, чтобы разглядеть одинокого путника. Грустно и спокойно, не двигаясь, смотрел на пришельцев нолдор. Он давно уже примирился с положением отверженного и не искал общества сородичей. Тем сильнее изумился он, когда увидел, что предводитель прибывших эльдаров направился к его стоянке.
Чем ближе подходил эльф, тем сильнее безотчётное волнение охватывало нолдора. Был идущий похож на язык серебристого пламени в ночи, светлый плащ его трепетал за спиной как лёгкие крылья, под цвет ему струились длинные волосы, перехваченные тонким обручем с бледно-сиреневым топазом на лбу, известным эльдарам Арды, как Самоцвет Тириона.
- Приветствую тебя, родич! Не ошибаюсь ли я, именуя высокородного принца Беарнаса из Дома Куруфинвэ?
- Быть может, - не сразу ответил нолдор. – Достаточно времени было у меня, чтобы отвыкнуть от высоких титулов. Но я – Беарнас. Здравствуй и ты, родич. Если ты знаешь моё имя, то знаешь и мою судьбу… Чем может быть полезен изгой королю Амана?
- Давно желал я видеть тебя, брат, - произнёс светлоокий эльф, окидывая нолдора своим лучистым взглядом. – Не величай меня сейчас королём, - я не спешу вернуться в Аман. У нас есть ещё дела в Средиземье.
- Ты сказал мне – «брат», - тихо выговорил Беарнас. – Разве не знаешь ты, как именуют меня единокровные сородичи? И с какими «титулами» родной отец…
Рассмеялся эльф, протестующе взмахнув рукой. А потом обогнул костёр и остановился напротив, глаза – в глаза. Не отвёл своих нолдор-изгой, печально и открыто принял всей душой сияние дивных валинорских очей.
- Брат, - через минуту светло подтвердил тот. Ласково положил руки на плечи нолдора. – Своею властью мог бы я принять тебя в отряд. Но знаю – не этого жаждет душа твоя. Я буду говорить сегодня со своими и верю, что сердца их раскроются навстречу тебе так же, как и моё.
До самого рассвета не расходились на отдых калаквенди у своего костра над переправой. То горячились, то смеялись… Малопонятно тогда ещё было наречие их нолдору, да и боялся прислушиваться он, чтобы не услышать то, что сразу отрежет последнюю надежду. То уходил в свой горький мир воспоминаний, то грезил наяву, размышляя о своей прихотливой судьбе и о Славуре Келебриле.
Все эльфийские народы Арды знали этого дивного короля с Благословенного Края. Ваниар – из рода Высоких Эльфов Света, как и большинство в его отряде, - он и часть народа его ещё в конце Второй Эпохи переселились на северное побережье Окраинного Запада и основали там город-крепость Ратогор. Говорили, что ушёл он из Амана в Средиземье с согласия и благословения Валаров с полным правом возвратиться в Валинор, когда пожелает. Со временем слух об этой необычной колонии распространился среди эльфийских народов Арды и весьма враждебно был встречен потомками Феанора, считавшими заморских квенди соглядатаями Владык. Но те не шли ни на какое сближение с воинственными детьми Куруфинвэ, земли их обходили стороной, а дружбу вели с приморцами Кэрдана Корабела и Гил-Гэлада и с лесными эльфами короля Трандуила из Осгилиата. Случалось, приходили на выручку и попавшим в ловушки орков отрядам нолдоров, так как были благородны и бесстрашны, но не поддерживали их войны с Врагом за Сильмарилы и вообще жили своей жизнью и шли своим, лишь им ведомым, путём.
Неприязнь и подозрительность нолдоров со временем сменились искренним уважением к предводителю Высоких Квенди. Славур Келебрил – Серебристое Сияние, получил у них прозвание Светозара, а синдары вообще считали его одним из майаров, на что он только смеялся. Он был мудр, посвящён во многие сокровенные знания эльдаров, благороден и светел духом, обладал чудесным даром покорять сердца, и блажен был тот, кого Славур одаривал своим расположением. От его лучистых сияющих глаз не могли укрыться самые потаенные уголки души, эти очи умели исцелять и возвращать светлую надежду и мужество самому унывающему и скорбящему сердцу.
Много передумал в ту ночь Беарнас. Страшил его пламень своей нежданно и опасно оживающей души, страшило и возможное расставание с калаквенди и возвращение к привычной отверженности… В мучениях провёл он бессонную ночь. Под утро звенящей высокой тоской опалилась в последний раз изнемогающая душа… и угасла, заледенела в безнадежной печали. Не в силах переносить больше пытку ожидания, молча собрал свой нехитрый скарб, закинул на плечо походный мешок и неслышно спустился к реке, чтобы умыться и потаённой прибрежной тропой направиться дальше в свой бесконечный одинокий путь.
Но едва успел плеснуть в лицо воды, - словно белый язык пламени полыхнул за спиной. Медленно выпрямился Беарнас, поднял глаза, вытирая ладонью затвердевшее лицо.
- Прости меня, брат! – словно ласковым ветром пахнуло от этих слов в сжавшееся сердце нолдора. – Да будет это испытание последней горечью в твоей жизни! Ты ведь знаешь сам, - неделю не корми эльдаров, но дай им вволю наговориться!.. Болело сердце моё; знал я, как нелегко тебе… Пойдём же! - и, обняв за плечи, повел его к своему костру Славур.