Сантехник с электриком подхватывали:
Никто не спал. Ночь прошла.
Утром к черному Дому на набережной подкатил подержанный черный «форд» – была там одна такая асфальтовая дорога, по которой, если сухо, можно проехать. Диссидент вышел из «форда», как к себе домой. Аэлита подглядывала из-за портьеры. Увиденное ей неожиданно понравилось... Сын Неба, похожий немного на Бельмондо. Вся Мамонтовка подглядывала: Кеша вернулся! Тот самый, который... Который Леонида Ильича... Которого никак не могли найти и выдворить из страны, потому что он три дня отсыпался в мусорнике под открытым небом. Богема! Пятнадцать лет прошло, а как помолодел! И бороду сбрил... Что деньги с человеком из обезьяны делают!
Первым делом Кеша увидел черный дом.
– Мама мия! – непроизвольно вырвалось у него по-итальянски. – Вот так дизайн у вас!
– Мать моя, – с готовностью перевела Людмила Петровна, которую пригласили в свиту встречающих на тот случай, если вдруг диссидент подзабыл русский язык. – Говорит, что у нас очень красиво.
Диссидент Кеша подбежал к Дому на набережной и поковырял пальцем в фасаде.
– Бляха-муха, не отдирается! – восхитился он. – Полный конец! Что за краска, блин? Это ж гроб с музыкой – черный дом! Это ж надо! Кто придумал? Так... Перенимаю опыт. Я в Сан-Франциско небоскреб в черный покрашу!.. Ну, чего вылупились, бляхи-мухи? Не шучу! Пуркуа-нет? Краска как называется? Чье производство? Вроде, не «Сажа газовая» и не «Персиковая черная»... На «Кость жженую» не похоже... Что за блин, спрашиваю?
Все молчали в ответ.
– У меня с русским языком что-то? – обеспокоился Кеша. – Или акцент подцепил? Или меня уже не понимают на Родине, ядрена вошь?
Все вопросительно глядели на Людмилу Петровну.
– Нет, у вас хорошее произношение, – неуверенно похвалила она.
– Так что за краска, япона мать?
Теперь все глядели на Маму.
– «Копченая мамонтовская», – ответила Мама дрожащим голосом.
Сын Неба задумался. Все знали по горькому опыту: когда Кеша начинает думать – не к добру.
– Ну, как там в Сан-Франциско, Кеша? – спросил старший лейтенант милиции, чтобы отвлечь диссидента от тяжких раздумий о черной краске.
– Как тебе сказать, Витек... Трясет там, блин, сильно... Землетрясения и гульня всякая.
Диссидента уже тащили в квартиру. Все райцентровские козы и куры смеялись, а Кеша никак не мог решить – издеваются над ним или нет?
– Вот я не понимаю... Вас же выдворили? – полуспрашивал Кешу старший лейтенант из военкомата, подталкивая диссидента на третий этаж.
– Откуда? Из Сан-Франциско? – тупо заинтересовался диссидент.
– Нет, от нас.
– Ну?..
– Что?..
– Чего же ты хочешь, блин?
– Чувствовали там ностальгию?
– А как же! Скучал без тебя, трахнутый комар!
В своей бывшей квартире Кеша даже не успел бросить первый взгляд на Аэлиту, возлежавшую в купальнике с книгой на югославской софе.
– Двери где?! – пришибленно спросил он, обнаружив новые.
Его успокоили и отвели на кухню. Двери там расставили как музее «Прадо» – входи, блин, и любуйся!
– Майн готт!.. – только и смог произнести диссидент, увидев Буденного, Калинина и эти штуки у скифских идолов.
– Мой бог!.. – перевела с немецкого Людмила Петровна.
– Кто это сделал?! Кому в морду дать?! – взревел Кеша медвежьим ревом Михаила Ивановича, который, как известно, вернувшись домой из Кремля, обнаружил, что кто-то ел из его миски и все сожрал, а жену забрали к Берии на Лубянку.
Занавес опускается.
О дальнейших событиях в квартире свидетельских показаний не сохранилось. Зная Кешу, все очевидцы удрали, даже старшие лейтенанты силовых министерств ретировались. Правда, Мама осталась – ее от страха ноги не несли. Но, как по одной незначительной косточке опытный палеонтолог может восстановить целого мамонта, так и, наоборот, по целому мамонту можно добраться до его мелких подробностей. Результат (мамонт) известен – через двадцать минут Мама и Аэлита вывели усмиренного Кешу из Дома на набережной и поехали в черном «форде» в мамонтовский ЗАГС. Остается применить «принцип наоборота» и восстановить события по конечному результату.