- Сочувствую, - сказал чертёнок, только помочь, уже не смогу.
- «О чём, это ты?» - спросил Иероним и неожиданно для самого себя вдруг прослезился. Видать, тоже стало жаль себя.
- «Да я, блин горелый, все свои волшебные песчинки порастерял пока, как угорелый, обратный путь в преисподнюю искал.
- «Жаль, впрочем, я и не надеялся. Слушай, а как так оказалось, что ты пути в родные пенаты не знаешь? У тебя что память зрительная плохая? Надо тогда было метки оставлять.»
- Да пробовал я и это! Во всяком случае, до тех пор, пока псы бездомные вконец не достали. Им, видите ли, западло, что и я тоже могу иногда, задравши ногу на что-нибудь брызнуть.»
- «Понятненько. Что теперь делать станешь?»
- «Ох и не знаю. Погадаю вначале на кофейной гуще, а там видно будет. Если ответа на мучивший меня вопрос не найду, попытаюсь стать тогда человеком.»
- «Мальчиком что ли?»
- «Вначале да. А потом буду уже взрослеть. И в конце концов, умру как обыкновенный человек»,- осознав, чем он может кончить, чертёнок вновь откровенно заплакал, причём, так громко, что старый мастер вначале беспокойно заворочался за стенкой, а потом и вовсе застучал в стенку тощим кулачком. Прекрати, мол, Иероним, безобразничать, неужто не понимаешь, что давно спать пора.
- «Да заткнись ты, идиот!» - скорее прошипел, чем проговорил Иероним. - «Гадай, скотина, побыстрей на твоей гуще. Да и выметайся отсюда по добру, по здорову, пока я добрый.
- «Хорошо», - сказал мнимый негритёнок и полез во внутренний карман своей курточки, достал из него какую-то жестяную коробку с наклейкой, в виде отрубленной головы какого-то дикаря и надписью на латинице, гласившей вроде как «КАСИК», раскрыл её, сунул туда рыльце и тут же отдернул обратно, грустно скривившись.
- «Кажись, не видать мне боле счастья в жизни.»
- «А что так?»
- «Так я все кофе уже выпил. На чём же теперь гадать?»
- "Кофе, что это за дрянь такая? Может у хозяина найдётся?»
- «Вряд ли. Её в Европу, ещё только через сто лет завезут! Впрочем, можно цикорием заменить попробовать.»
- «Даже не слыхал о такой отраве.»
- «Так у вас в Голландии и не растёт.»
- «Плохо твоё дело. Видать, и впрямь человеком стать придётся.Однако, ты только больше не плачь, не то хозяин, окончательно проснувшись, точно сюда заявится и закрестит тебя святым распятием до смерти! Он, хоть и чёрт, но человек верующий.»
- «Ой, горе мне, горемычному!» - вновь запричитал, нет уже скорее тихонько заскулил чертёнок. - «Видать, мне судьба такая неправедная выпала за добродетели мои!»
- «Ладно, хватит скулить, тоже мне праведник нашёлся! Говори лучше, чем помочь могу.»
- «Ты хочешь мне помочь?» - чертёнок надолго задумался.
Иероним уже весь извёлся, ожидая от него ответа. Уж и не рад был, что добровольно в это дело ввязался, а чертёнок все молчит, да молчит, словно, так ничего путного придумать и не может. И только, когда крикнул третий петух, возвещая о том, что, наконец-то, настало утро, чёрт - мыслитель, наконец - таки, разродился идеей.
Суть её состояла в том, что он поступит в ученики к Иерониму, конечно, перед этим приведя себя в более- менее человеческий вид. На том и порешили. Ведь Иерониму пора уже было обзаводиться и собственными учениками. Он и так уж засиделся в подмастерьях. И надо отдать ему должное, Иероним более чем не прогадал. Ведь из этого творческого союза и выросло такое великое явление в мировой живописи, как Иероним Босх.
Чертёнок же, которого в крещении нарекли Рогир, и сам впоследствии стал великим художником.
Впрочем не буду называть его фамилии, чтобы не возникло ненужных кривотолков.
20.07. 2014 года.
Лысая Лолита.
Когда я был совсем ещё неразумным мальчиком, то есть не понимал для чего нужны на свете девочки, объявилась у нас во дворе одна уже очень немолодая девчонка, лет, эдак, двенадцати, а может даже и тринадцати и стала обучать девочек младше себя азам жизни. Скоро она сколотила целую гоп-компанию из особ 10-11 лет, которой вскоре уже верховодила, как ей вздумается. Ребят младше себя эта шайка не трогала. А вот девочкам моего возраста, то есть 5-6 годов, крепко доставалось. Заставляли тех выпрашивать у родителей дорогие игрушки, которые после беззастенчиво отбирали, чтобы потом сплавить их знакомым маклакам с толкучки, где, как известно, торгуют чем угодно. Это продолжалось довольно долго. Не помню точно сколько, месяц, а может и полтора. Во всяком случае, до тех пор, пока один умный мальчик не догадался (жаль, что это был не я) сообщить в детскую комнату о том, что у них творится во дворе. Результат последовал незамедлительно. Ведь это было в Советское время!