- Ладно, время и впрямь покажет, как быть дальше, - сказал Самвел и, подойдя к двери уборной, что было сил затянулся шедшим оттуда запахом.
- Ох, ну и дух! - судорожно сглотнув, сквозь зубы процедил он, явно опасаясь сильно открывать рот. – Между прочим, этот запах мне определённо чего-то напоминает.
- Странно, но и мне тоже, - согласился участковый.
Следующие несколько дней Самвел настолько был весь в делах (он не покладая ног и рук, разрабатывал лично всевозможные варианты этого запутанного дела, ибо, он никак не мог поверить, что это был всего лишь несчастный случай), что даже спал, не только не раздеваясь, но и не снимая обуви, так как ему в любую минуту могла придти в голову очередная толковая идея.
И когда он на седьмой день, наконец, снял свои ботинки…
Да, чуть было не забыл рассказать о результатах вскрытия. Они показали, что хозяйка действительно угорела от какого-то доселе неизвестного науке запаха. Ибо, в картотеке запахов не имелось ничего, даже мало-мальски напоминающего его. Было лишь выдвинуто робкое предположение, что, скорее всего, он органического происхождения.
Как только первый башмак соскользнул с его ноги, Самвел сразу понял, что он не зря решил всё-таки разуться. А когда вслед за ним на пол последовал и другой, его сразу словно бы осенило свыше.
- Эврика! - заорал лейтенант и сразу потерял сознание.
Остальное было уже делом техники. Когда Самвела, наконец, привели в чувство, для этого пришлось вызывать скорую и вести всех в противогазах в больницу, он сразу же дал точные указания своим подчинённым где и что искать.
И после того как арестованного по подозрению в убийстве своей супруги барда Натансона продержали пару недель в одиночной камере, при этом, не давая, тому не только мыться, но и разуваться, стало ясно, что старший лейтенант, похоже, не ошибся в своих расчётах. А когда с обвиняемого всё же сняли обувь и провели тщательную экспертизу его носков, вина подозреваемого стала очевидна даже младенцу. Ибо, запах его носков в точности соответствовал взятой ими на месте преступления пробе. Только он был значительно концентрированнее и, стало быть, ещё опаснее.
Но Натансон до последнего не хотел верить в то, что его всё-таки раскрыли. И поэтому не в какую не сознавался, ссылаясь на что, уж к чему-к чему, а к запаху его носков жена была привычна. Она, мол, сама их и стирала!
- Ну-ну! - сказал в ответ на его запирательства Петросян и попросил пригласить в камеру нотариуса. Когда нотариус вошла, он взял у неё из рук принесённую копию страхового свидетельства и показал её Натансону. Тот изучив документ, лишь зло ухмыльнулся.
- Ну и что это доказывает? С таким же успехом я и сам мог окочуриться. И тогда бы уже не я, а жена моя получила страховку.
- Вы её и так уже не получите!
- Почему? Я же сделал всё правильно. А носки, разве это доказательство? Ни один здравомыслящий судья не осудит меня из-за такой улики.
- А мы настоим на том, чтобы он их сам понюхал, и тогда вас точно осудят, уже за преднамеренное убийство, причём судьи.
После долгой паузы.
- Хорошо сознаюсь! Это я забыл случайно утром, когда собирался на работу, нестиранные носки в туалете.
- И куда же они делись?
- Испугавшись, как бы жена их не заметила, я выйдя уже за дверь, вытащил их обратно из сортира проволокой через отдушину и
после тайно сжёг, на всякий случай.
- А супруга видимо перед этим, как назло, захотела в туалет?
- Очень может быть! И что же мне теперь делать?
- Придётся сесть, но уже лишь за непреднамеренное убийство.
- А что станет со страховкой??
- Я же объяснял вам, что вы её не получите.
- Но тогда я не смогу записать на студии диск своих песен!
- Друг мой, во избежание большего зла, приходится иногда соглашаться на меньшее. Да не плачьте вы так, мужчина всё же! Всё идёт к тому, что скоро у нас и пожизненное начнут давать условно, так что записать свой диск вы ещё успеете! Ведь вам только 60 лет. А в современных тюрьмах даже рецидивисты, и те доживают до семидесяти. В особенности воры в законе.
6.07. 2014 года
Кто ей из нас милей двоих?
Можете мне не верить, но лично я перестал с некоторых пор понимать что сейчас с людьми делается. Вроде идёт себе и пока никого не трогает человек человеком, но лишь только его что-либо заденет за живое, мгновенно превращается в зверя лютого!
Однако, пёс с ним, с этим человеком. Не моего ума, да впрочем и ничейного, дело вмешиваться в дела других, пока это лично тебя не коснётся.