Я усмехаюсь. Знал бы он, сколько мифов разносят про меня.
— Осталось три минуты, сэр, — информирует Элвис. — Мы уже почти в Петербурге, сэр.
— Прекрасно, — говорю я, борясь с желанием не смотреть вниз. — Спой что-нибудь.
Элвис откашливается. Улыбается. И заводит тихим голосом:
Я вздрагиваю. Не может быть. Мне чудится? Нет. Похоже, это действительно…
«Мустанг» проваливается в воздушную яму.
Обратный кадр № 1
Ночь на Марсе
(Лос-Анджелес, 2012 год)
…Я осторожно беру с подноса чашку чая. Выглядит как чудовищная бурда и таковой является — ибо заварен пакетиком. Чашка с коричневым ободком по краям, чувствуется, её мыли ещё при испанских колонизаторах Калифорнии. Гении очень часто рассеянны, им комфортно в полном хаосе. Этот — не исключение.
— Вам нравится?
У него старческий, дребезжащий голос. Но звучит, словно музыка.
— О, чай великолепен, — польстить гению никогда не повредит. — Должна сказать, что я ваша большая поклонница. Для меня огромная честь — забрать вашу душу.
Я — в облике прекрасной семнадцатилетней девушки. У меня пышущее свежестью личико без капли румян, на голове веночек из цветов, и я вся-вся такая няшечка. Платье простенькое, в синий горошек, и я босиком — так, знаете ли, романтичнее.
— Вижу, вы читали мой рассказ «Смерть и дева», — смеётся Рей Брэдбери. — Чертовски лестно. Там Смерть пришла за старушкой в образе прекрасного юноши, а вы явились в виде моей первой любви. Интересно, вы тоже мечтаете переспать со мной?
Я давлюсь чаем — честное слово, непроизвольно. Эти фантасты как чего скажут — не поймёшь, шутят или нет. Хуже только философы. Пока я Эммануила Канта провожал в Бездну, он мне весь мозг по дороге съел, беседуя на тему — есть ли я тот, кем я являюсь? К концу пути я сам был бы рад утопиться в Бездне, лишь бы он заткнулся.
— Э-э-э… простите, нет, мистер Брэдбери.
— А у вас, леди Смерть, когда-нибудь был секс со знаменитостями?
— У меня в принципе ни с кем не было секса, — мямлю я, догадываясь, как сейчас пунцовеют мои щёки. — И какое отношение эта тема имеет к текущей ситуации?
Тут я сделаю отступление. Вам, разумеется, будет трудно со мной согласиться, но в вечном существовании есть веский минус. Вот ты приходишь за человеком, которому всего-то от роду 90 лет — по сравнению с твоим миллионом это даже не новорожденный младенец, а фактически сперматозоид. А ты всё равно испытываешь к нему уважение, и даже, страшно сказать, пиетет. Такие люди обычно спокойны, рассудительны и поджидают Смерть давным-давно. Желать от них почтения или преклонения не стоит. Но Бредбери, по крайней мере, вежлив.
— То есть вы девственница? — спрашивает он с такой жёсткой задумчивостью, что кажется — дай ему волю, он отправил бы меня на гинекологическое кресло.
— Можно и так сказать, — бурчу я. — Интересно, а что вы от меня хотите, мистер Брэдбери? Мне довольно трудно подобрать себе пару, поскольку я создана в единственном экземпляре. И пусть я выгляжу в данный момент человеком — я им не являюсь. Я могу стать и демоном, и скелетом, и чудовищем, чешущимся от количества рогов, — моё тело подвергается любой трансформации. Существа, подобного себе, я за время моей работы на Земле не встречала. Не факт, что мы бы поженились — но, по крайней мере, я смогу протестировать его на совместимость.
Он поднимает седые брови и морщит лоб.
— Значит, я не ошибся, представляя вас молодой особой, исполненной красоты? Прекрасно. А вы, леди Смерть, помните, как выглядели в самом начале?
— Технически это было сложно запомнить. — Мой девичий голосок звенит в затхлой комнатушке, пока я давлюсь ужасным с виду чаем. — При моём появлении на свет зеркала отсутствовали. А в воду я не смотрелась много лет — опасалась, увижу кошмар. Увы, попросту не знаю первоначального облика: я сменила его много раз.
Комната классика вся в пыли — и это, смею вас заверить, не простая пыль, а многослойная. Пожелтевшие книги, исцарапанные диски и целых пять (!) пишущих машинок — человек, создавший «Марсианские хроники» и «451 по Фаренгейту», никогда не включал компьютер. У Рея Брэдбери нет водительских прав и он боится летать. А ведь мэтр — творец миров. Созданных здесь, в убогих комнатушках дома, увитого плющом, в криминальном районе Лос-Анджелеса: если таксисты едут сюда ночью, они блокируют дверцы машин. Я ловлю себя на мысли: мы в чём-то схожи. Я тоже построил по теневому кирпичику собственную вселенную, чьи особенности фантасту скоро предстоит увидеть. Надеюсь, ему будет любопытно. Однако мне пора вклиниться с вопросом, а то ведь опять перехватят инициативу.