Мой дядюшка Коля, он был всего на три года старше, продолжал играть в ансамбле зеркального комбината. На зеркалке - так мы ее называли, хламилось много государственной кинаповской аппаратуры и инструменотов.
Каким-то образом из арсенала зеркалки пропала бас-гитара по кличке "Тоника". А тут нагрянула инвентаризация. Коля попросил на пару дней достать бас, а я пообещал посодействовать. Мы с Костей выпросили школьную «Тонику» позаниматься. Учитель физики был тоже лабухом, в промежутках между Бором и Ньютоном он поигрывал шары с Кокой. Дал он Косте бас домой, позаниматься, а Костя мне. Я притащил этот долбанный "сучок", а мама решила, что я его спер и на следующий день потащилась в школу. Началась паника. Из школы рванули мы к Кольке за басом по морозу без пальто и шапок. Колька куда-то запропастился, только к вечеру объявился. Гитару вернули в школу. Костю пожурили за пособничество жуликам, а мне приказали не приближаться к ВИА на расстояние рогаточного выстрела.
Летом после восьмого класса ансамбль собрался на гастроли.
Черное море, пионерский лагерь - удивительная социалистическая халява. Пацаны стали уговаривать Коку взять меня. Аргумент у них был веский. Без него рок-н-ролл неполноценный. Вот тут-то и вмешалась химичка. Она-то классный руководитель моих дружбанов. Я учился в другом классе «Б», а они в «А». Позже я узнал, что коммунистические педагоги делали негласное разделение, этакую классификацию детей на передовых и отстойных. Сия градация устраивалась не по умственным способностям, а по состоянию кошельков родителей и их положению в обществе. Итак, я учился в отстойнике для голодранцев, а дружил с детьми из класса «А». Химичка заявила всем родителям, что я двоечник, вор и наркоман. Она припомнила мне, как на лабораторных работах я научил порядочных детей нюхать хлороформ.
Но ВИА объявил забастовку, и пришлось Коке на свой страх и риск взять меня. Бедный Борис Иванович, не знал он, какого "Сида Вишиса" пригрел он на своем баяне. И поехали мы в солнечную Абхазию, в город с названием, напоминающим нечто вкусное, съедобное. Очамчира или А-чам-чира, сейчас уже никакого значения точность его имени не имеет, поскольку абхазские события стерли тот прежний город, как устаревший грим, с лица великой актрисы, на теле которой мы паразитируя живем.
На побережье Черного моря наши опыты по изменению сознания вступили в очередную, более опасную фазу. Грузинское вино и русские пионерки - вот два объекта вожделения гадких пионерских музыкантов. Музотряд, понятное дело, блатные, вне пионерского закона - отморозки.
На танцах в первом отделении мы исполняли песни советских композиторов, а во втором "кормили" битларолингами. Поскольку дети отстойных школ и классов вторсырья не знали английского, приходилось петь англоподобную абракадабру. Вот так зарождался кабоянский язык, типа:
-А битломонинг твистегейн, а еври баде ша на нэ-.
Позже на этом языке я сочинял замечательные песни, так как не надо было зависеть от корявых русских слов, и музыка купалась в океане всевозможных красивых мелодий. По пьяным и торчковым приколам мы даже научились говорить и, что удивительно,понимать друг друга. Мне до сих пор стыдно вспоминать один случай. Как-то шатались мы с Костей без дела по улице и подошел к нам взрослый парень: « Ребята! Выручайте! Я тут рядом в загсе расписываюсь, мне свидетели нужны». Потом он нас пригласил к себе домой. За столом были только молодожены и я с Костей – случайные свидетели. Выпили, немного пообщались, стало скучно, ну не о чем дальше водку пить, а уходить неудобно. Ребята оказались простыми работягами с Лензавода, всякими модными болтологиями не владели. И тут мы два юных говнюка решили приколоться и стали общаться якобы на английском. Ну, пьяные идиоты. Просто поразительно, как только эти добрые люди не набили нам физиономии?