— Зато ты врёшь, — сказал Тимошкин. — Опять сказки рассказываешь!
— Я не сказки…
Но Митю отпихнули и повернулись к Лёле. Она уронила голову на стол среди золотых орехов, по столу пошли золотые потёки. Ребята окружили её, не зная, как утешить.
— Не плачь, — всхлипнула девочка с золотым носом.
Дядя Вася заглянул в синие заплаканные глаза Лёли.
— Откуда ты, девочка?
Лёля вздохнула два раза — коротко, как всегда после слез в детстве, и сказала:
— Не знаю.
— Ну как же не знаешь, — улыбнулся дядя Вася. — Где твои папа и мама?
— Нету.
— Сиротка, — тихо сказал дядя Вася.
Все пододвинулись к ней ближе. А Зоя, девочка с золотым носом, незаметно положила ей в карман горсть «сливочных коровок». Дядя Вася продолжал:
— Откуда ты приехала?
— Не помню.
Митя, который влез на скамейку, чтобы попасть в первый ряд, выпалил:
— Я её слепил!
Но его снова оттиснули. Дядя Вася продолжал:
— Как же так не помнишь?
Стараясь что-то вспомнить, девочка негромко заговорила:
— Я помню зелёные волны… Море… Белую пену…
— Ты была на пароходе?
— Нет… Около парохода…
Ребята с изумлением глядели прямо в рот Лёле.
— …И помню ещё… Вокруг облака… Небо…
— Ты летела на самолёте?
— Нет… Рядом…
Митя подпрыгнул на скамейке:
— Дайте я объясню!
— Не мешай! Отстань! — крикнули ребята.
— Ладно, — сказала Зоя. — Пусть объяснит!
Митю пропустили вперёд, и он пылко сказал:
— Она говорит правду! Она была, знаете, кем? Водой в море! Капелькой в облаке! Честное пионерское, я её слепил из снега…
Но Митю вытеснили в последний ряд.
— Ребята, — сказал дядя Вася, взглянув на школьные часы. — Скоро полдень, а ёлка ещё не готова…
И, взяв в зубы гвозди, полез обратно на стремянку.
Мимо изб, где пекли и жарили к празднику, шел старичок, жалобно бормоча под нос: «Вот сказал — не уйду, и не уйду! Не хочу уходить! Не хочу! Ни за что не уйду…»
Вдруг он увидел трёх снежных баб.
Они стояли с морковками и картофелинами вместо носов и глаз. Ломающиеся тени падали от них на снег в красных лучах солнца.
Старичок остановился и тихо сказал бабам:
— Эй…
Бабы молчали.
— Ага, — сказал старичок и осмотрелся.
Он заметил на снегу жестяную коробку из-под монпансье.
— Угу, — кивнул он и поднял.
Открыв коробку, он обнаружил в ней уголёк, монету и обрывок какого-то заявления с печатью на сургуче.
Старичок просиял. Уголёк из трубки Кощея Бессмертного и неразменную копейку он узнал с полувзгляда. Но над старинной сургучной печатью с выпуклыми буквами задумался. Вертя её между пальцев, он прочёл: «Волшебная к-iя. Столъ п. времени».
— Ах, волшебная канцелярия! Стол потерянного времени!.. — вспомнил он. — Хм, попробовать, что ли…
Подойдя к бабам, старичок огляделся — никого не было. Только два воробья прыгали на школьной крыше. Да невдалеке за огородами синел лес.
Убедившись, чти никто не смотрит, старичок быстро втиснул самой толстой бабе монету — туда, где должно быть сердце.
— Ты будешь душа продажная! — прошептал он.
Баба взглянула на него тусклыми картофельными глазами и кивнула.
— А ты будешь душа бумажная! — сказал старичок и сунул второй бабе вместо сердца обрывок старинного заявления с сургучной печатью.
Бумажная душа тоже кивнула. Старичок задумался.
— А ты будешь чёрная душа!
Он воткнул в грудь третьей бабе уголёк. И эта баба кивнула.
Старичок отступил на несколько шагов и поманил баб.
Они подошли к нему и склонили головы. Старичок вздохнул:
— Ну и рожи!
— Что? — спросили бабы.
— Ничего, — сказал старичок. — Вот что, бабы. Надо остановить время!
— Приказывай! — хором сказали бабы. — И мы его остановим!
Старый год повернулся к школе:
— Там от меня прячут девочку. Её зовут Лёля. В её сердце — часы. Волшебные…
Бабы тупо глядели картофельными глазами, и старичок усомнился: понимают ли они, что он говорит.
— Знаете ли вы, что такое волшебство? — подозрительно спросил он.
— Неужели нет?! — сказала Продажная душа.
— Так вот, — продолжал старичок, — если эта девочка с волшебными часами в сердце поглядит на испорченные часы, они пойдут, даже нарисованные пойдут! А если остановить её сердце, остановятся все часы в мире. И тогда время остановится!
— Ясно, — сказали бабы. — Надо остановить её сердце.
Распахнулась дверь Митиной избы.
— Тш-ш… — прошипел старичок.