— Он говорил на площади, что Формалай плохо относится к куклам. Он тебя ругал, мудрый царь! — возмущался судья. — На свалку его.
— А этого не хочешь? — Петрушка совсем забыл, что изображает царя, и показал судье кукиш.
— Никак, царь заболел? — пролепетал судья и так вытаращил глаза, что нитки, которыми они были пришиты, лопнули, и глаза-пуговицы оторвались и покатились по полу.
Судья повернулся и встал к царю другим своим лицом.
— Этот преступник разрушает ваш трон. Если вы его не убьете, он всех нас убьет.
— Кузнец добрый, он никого не убивает, — засмеялся Петрушка и, взяв у одного из солдат саблю, разрезал веревки, связывавшие кузнеца.
— Иди, кузнец, домой.
Кузнец быстро пошел к выходу.
— Держите его, держите! — завопил судья. — Царь пошутил.
— Как ты смеешь мне возражать? — Петрушка затопал ногами. Он уже вошел во вкус и ему понравилось, что его приказы выполняют. — Не смей мне перечить! Посадите судью в тюрьму.
Кукла в белой чалме снова хлопнула себя по лбу и опять выкрикнула:
— Запомним: посадить судью в тюрьму.
И те же солдаты, которые привели кузнеца, схватили судью и потащили его в тюрьму.
— Я не хочу, чтобы мои глаза видели такую несправедливость! — закричал судья и так зажмурил вторую пару глаз, что они тоже оторвались и покатились по половицам.
— О, мои глаза! Верните мои глаза! — заплакал судья.
— Зачем тебе глаза? Ты что с глазами, что без глаз не видишь правды, — громко проговорил кузнец и быстро вышел из дворца.
В это время в зал вкатилась, как на коньках, длинная сухопарая фигура в белом кителе. Это был генерал Атьдва.
— Ты самый мудрый из царей, умней самых мудрых мудрецов, ты краше утренней зари, — проговорил генерал, подкатившись к трону.
— Это я-то? — не выдержал Петрушка. — А отец мне говорит, что я сорванец и шалопай.
— Вы изволите шутить, — осклабился генерал. — Я говорю правду. Даже солнце на небе не светит так ярко, как светит ваш ум в нашем тряпичном царстве. Формалай сильнее всех великанов и могущественнее всех государей. Великий царь, прикажите мастеру Трофиму сшить новую армию солдат, и мы начнем новую войну с Чудом-Юдом.
— Зачем им воевать? — прервал его Петрушка. — Пусть лучше поют песни или рассказывают друг другу сказки.
Атьдва не мог понять: шутит царь, и ему, генералу, вместе с ним надо шутить, или говорит серьезно. Конечно, он с удовольствием бы поддержал шутки Формалая, но — увы! — генерал совсем не умел шутить. Поэтому он вытянулся еще выше и подпрыгнул на колесиках.
— Уважаемый царь, солдаты должны воевать и погибать в сражениях.
— А я не хочу, чтобы они погибали! — воскликнул Петрушка. — Мне их жалко.
Атьдва только открывал и закрывал рот и не мог вымолвить ни слова.
«Что случилось с царем? — думал он. — Ведь все правители так любят войну». Непривычная к размышлениям генеральская голова начала пухнуть.
Атьдва схватился за виски, но тут его голова не выдержала и треснула пополам.
— Мастера… позовите мастера Трофима, — простонал Атьдва.
Петрушка засмеялся:
— Эй, солдаты, свяжите генералу голову веревочкой.
Солдаты переглянулись.
— У вас что, даже веревочки нет? — спросил Петрушка. — Подождите… Я сейчас…
Мальчик совсем позабыл, что на нем костюм Формалая. Он откинул в сторону полу царской мантии, отвернул одеяло, которым обмотал его Трофим, залез в карман своих штанов и достал веревку. Солдаты крепко стянули голову Атьдва и завязали ее двойным морским узлом.
— Теперь сойдет. Поднимай его, — распорядился Петрушка.
Атьдва подняли. Покачиваясь, он докатился до трона и, верный себе, начал снова:
— Любимый царь, прикажи мастеру Трофиму сделать новых солдат. У тебя будут новые земли и новые подданные, которые станут платить налоги.
— Опять ты о своем, — Петрушка раздраженно топнул ногой. — Пусть солдаты идут домой. А ты, генерал, отправляйся копать картошку. Матрешке помочь надо. Это из-за тебя Ванька-Встанька остался без ног.
Хранитель царской памяти звонко хлопнул себя по лбу и возвестил:
— Запомним! Царь приказал распустить армию. А генерала отправил копать картошку.
УЗНАЛИ
Один за другим приходили к мнимому Формалаю его помощники, приближенные, слуги, и каждый видел в нем что-то странное. Хранитель царской памяти снял чалму, помахал ею перед разгоряченным лицом и поманил пальцем Скорохода.
— Ты заметил что-нибудь?