– Да. А вдруг и нас уведет эта нечистая, как Митяя. – Сухо отрезал другой.
– Вы там, в портки, не напрудили? – Спросил с вызовом Святослав. – Погляжу, всё бабы из вас мужицкое вытрясли. Коли так, пойдем мы сами. А вы ждите, пока скот помрет, и сами мереть начнёте.
– Бог с тобой, Святослав. Уж, больно спесивый. А язык твой враг, так и знай. – Сказывал один старичок с хитрой ухмылкой. – Коль хошь идти, иди. А мужиков не подстрекай. Вот бабой обзаведёшься, тогда буш морали читать, а так что из пустого в порожнее. Ступай.
На этом и порешили. Пошли мы с ним вместе на болотце. Взяли факел. Хоть факел и освещал дорогу, темно было: мрак мраком. На радость нашу было безветренно. Встретились нам по пути две бабы. Смеются, гогочут. Святославу платочком машут. А он отмахнулся. Крепкий орех был. Ни чем его не взять. Пришли мы на место. А Земля и в правду иссохла. Жалко лопаты не взяли, так бы вскопали всё. Глядишь, и захоронить сумели бы. Развели мы костер неподалёку. Ночь тёплая, тихая, на небе не звезды – темень темная. Говорю я Святославу:
– Ты чего девок сторонишься? Столько на селе баб свободных. Выбирай всякую. Рады все тебе будут. Жених завидный.
– Мужик, в вопросе твоём и ответ есть на вопрос. Ты уж меня не тереби.
– Но пусто тебе. В обратную дорогу может? Что здесь сидеть.
– Лучше тут заночуем. Старый мост в ночи – верная погибель. Огонь горит, жар идёт. Что таскаться? – сказал Святополк и укутался в кожух.
Ночлег в поле, обыденное дело. Волки и медведи близко к людям не заходят. Лёг Святослав у плетня и заснул. Наутро очнулись, а болотце-то всё перекопано.
– Что за нечисть тут обитает? Сплю я всегда чутко, всякий шорох и сну конец. А тут… Чертовщина.
– Чертовщина, аль нет. Не нам решать. Давай хоть палкой подковырнём. Глядишь, найдем останки, похороним, крест поставим и дело порешим.
– А ты мужик, что так об этом печёшься?
– Вот ты хочешь Зорька, чтобы померла, кормилица твоя? Или мать, упаси Господь.
– Дедовы сказки. Ты веришь вздору незнакомца? Стало быть, ты боишься ещё больше тех мужиков, что не отправились с нами.
– Больно язык у тебя длинный. Правильно наш староста говорит. Давай лучше поддень мне палкой тот кусок землицы.
Но сколько мы почву не ворошили, ничего не нашли. На следующий день мужики, кто посмелее, с лопатами вышли. Перекопали взад и вперед. Не чего не сыскали. Ярославка стал с портретом всюду таскаться. Все чурались его. Он как брошенка, ходил, побирался от одной избы к другой. Как к нему не наведаешься, нет его дома. Но в один вечер застал. Сидит он и смотрит на портрет. Потом на пол, потом снова на портрет.
– Сколько захаживал, всё нет тебя и нет. – Говорю ему.
– Да как нет. Вот он я.
– Ну, полно. Поговаривают, что ты в храм ходишь. Отпевальную службу просишь? По Настасье?
– А по ком ещё. Бедная девица. Столько страданий стерпеть, не каждой душе уготовано.
– Неужели Отец согласился?
– А чего же ему не согласится? Дело доброе.
– Дело доброе, да покойницу так мы и не сыскали!
– Не сыскали? – Ярославка повернулся ко мне всей своей худощавой фигурой, – быть тому не может! Она же там должна была лежать! Я же в каждый дом ходил, прощение за неё просил. Не злая она душа, мол, надобно ходить и по ней молитву читать, всем селом. А узнаю, что не захоронена. Почему никто мне не сказывал? – уже почти крича и напрягая худощавые мускулы лица, произнёс измученный молодец.
– А ты у кого знавал? Помешался ты, Ярославка. Пора тебе путь дальше держать. Нечего делать в нашем селении.
Он голову отвернул от меня, на том мы и расстались. Больше я его не видывал. Слыхал только, что видели, как он на экипаже отправился восвояси. Откуда был он уже и не узнаю. Да и не зачем. Мало ли чудаков на свете. Но картину Настасьи он оставил в той хижине. Хозяйка побоялась выбросить и к нам как раз новые гости пожаловали: муж с женой. Ученые. Остановились в доме у хозяйки. Жена ученого не была рада портрету, какая женщина порадуется красоте и молодости незнакомки на картине. Да ещё и с этакой предысторией. Муж больно заинтересовался проклятием и вере людей сказанию. Ходил, изучал почву проклятую. С мужиками и бабами всё об одном говорил. Жена заскучала, но ненадолго. Святославом увлеклась. А тот и сам начал к даме интерес проявлять, то кваску снесёт, то ручку подаст, когда та с коня слезала. Вольная дама была, езду верховую любила. Да жеребец наш местный, жених завидный, тоже пришелся ей по душе. Муж её застал с поличным. Драться и стреляться он не стал. Запил. Целую неделю ходил шатуном по деревне. Ссорился с женой. Били посуду. Поговаривали, готовятся к уезду. Да только так и не сталось им живыми уехать. Дама в порыве очередной ссоры изрезала портрет Настасьи. Произошла драка. Изба загорелась. И как заговорённая сгорела дотла. Пытались и двери выбивать – не поддавалась. И в окна лезть, дым пёр такой, что живым не выйти, коли залезть. Тушили водой из колодца, да без толку. Дом сгорел как спичка.