Н. М. Мартьянов объединил вокруг себя, местную интеллигенцию, прежде всего ссыльных, обогатил их жизнь научными интересами, привлекая их труд и знания для благородного дела. Он и окружавшие его археологи-любители установили тесные связи с географическими и археологическими научными учреждениями, а также зарубежными учеными и обществами. При Н. М. Мартьянове были составлены каталог и атлас древностей музея, первая археологическая карта, описаны сосуды из раскопок близ Минусинска и каменные изваяния музея. Поступавшие на хранение вещи не только регистрировались, но и классифицировались, особо интересные экспонаты посылались для определения видным археологам, этнографам, антропологам.
Н. М. Мартьянов сам археологических работ не проводил, но мог дать ценный совет. «Мое введение и каталог, — отмечал Д. А. Клеменц, — не увидели бы света, если бы не настояние Мартьянова». Д. А. Клеменц был крупным ученым, но он очень охотно принимал и ценил помощь, которую ему оказывал Мартьянов. В одном из писем к своему наставнику Клеменц писал: «Мне даже неловко, непривычно начинать работу без Ваших указаний…»{20}
Безусловно, за успехами музея стоит неуемная собирательская энергия Мартьянова, его любовь к Сибири. В письме к Г. П. Потанину он признавался: «Теперь Сибирь моя дорогая родина. Я стремился к ней еще тогда, когда только начал сознательно собирать свою коллекцию. В Сибири, даже по пути в Минусинск, я нашел друзей, в Сибири мне дали возможность осуществить идею о местном музее и устроить его в таком виде, о каком я мечтал чуть ли не с детства. Для Сибири я посвящу все свое свободное время, оставшееся от трудов, для научного вклада и буду вознагражден, коли собранные мной материалы послужат на пользу этой прекрасной страны, хотя бы и в далеком будущем»{21}.
Когда Феликс Яковлевич Кон, видный деятель революционного движения, составлял очерк о 25-летней деятельности Минусинского музея, Н. М. Мартьянов решительно возражал против подчеркивания его роли в деле основания и развития музея. Чрезвычайно скромный человек, он всегда старался держаться в тени, щедро расточая похвалы другим. Особенно дружески, с трогательной заботливостью он относился к ссыльному Д. А. Клеменцу. И в самом деле, Дмитрий Александрович Клеменц обладал поразительной разносторонностью интересов. Революционная и литературная деятельность, путешествия, археология, этнография, геология — вот неполный перечень его занятий, ибо он был еще редактором, увлекался ботаникой, переводил на иностранные языки и кончил четыре курса физико-математического факультета Петербургского университета. Жизнь этого удивительного человека, трудная и необычная, может быть сюжетом не одной книги.
Сначала Д. А. Клеменц учился в Казанском, а затем в Петербургском университете, где организовал революционные кружки, был активным участником «хождения в народ». В 1872 г. он вступил в кружок «чайковцев», в котором играл видную роль. Избежав ареста, революционер перешел на нелегальное положение и несколько раз был за границей, где сотрудничал в зарубежных русских и иностранных журналах, в том числе в журнале П. Л. Лаврова «Вперед». Прячась в 1878 г. на квартире доктора Вецмера, Клеменц познакомился и подружился с Верой Засулич, которую разыскивала полиция, и помог ей бежать в Швейцарию. В конце года он вернулся в Россию и стал одним из основателей общества «Земля и Воля», а также главным редактором его печатного органа. В следующем году Д. А. Клеменц был арестован. После более двухлетнего пребывания в Петропавловской крепости, в августе 1881 г., без суда его сослали на пять лет в Якутию. По дороге он заболел, долго пролежал в Красноярской тюремной больнице, а осенью по состоянию здоровья был оставлен в Енисейской губернии, в Минусинске.
В Сибири Клеменц прожил почти 15 лет. Сначала в Минусинске, где начал свои археологические, этнографические и геологические изыскания, потом в Томске. Там он стал членом редакции «Сибирская газета», печатал свои фельетоны под псевдонимом Нургали, одновременно продолжая экспедиции по Енисейскому и Ачинскому округам. Клемепц несколько раз путешествовал по Монголии, а в 1891 г. был активным участником Орхонской экспедиции, исследовавшей разрушенную монгольскую столицу Каракорум. В 1892 г. Д. А. Клеменц поселился в Иркутске, где работал в Восточно-Сибирском отделении Русского географического общества, был сотрудником и редактором «Восточного обозрения». Из Иркутска он отправился в двухлетнюю поездку по Северной Монголии, организовал большую «Сибиряковскую» экспедицию по исследованию Якутии. Позже Клеменц был приглашен Академией наук старшим этнографом в Петербург, где приступил к созданию этнографического музея (теперь Музей этнографии народов СССР) и стал его руководителем. В 1898 г. он предпринял экспедицию в Турфан. В 1910 г. по болезни ученый вышел в отставку, поселился в Москве и стал печатать в «Русских ведомостях» свои воспоминания.
Наибольшую известность Д. А. Клеменц приобрел после Монгольских экспедиций. В Минусинске он делал лишь первые шаги на археологическом поприще, сознавая «как много еще нужно учиться, чтобы ориентироваться надлежащим образом в вопросах археологии, и учиться, когда первая половина жизни давно миновала, можно лишь в том случае, если есть уверенность в пригодности своей для той отрасли, которую делаешь, когда надеешься, что до конца жизни успеешь применить к делу приобретенные сведения»{22}. Но именно здесь, в Минусинске, он, по собственному выражению, приобрел опыт «музейщика школы Мартьянова», испытал страсть к древнему прошлому Сибири, получил навыки полевого исследователя и то огромное чувство ответственности перед наукой, которое нашло отражение во многих его письмах. В этот период в сибирской неволе Клеменц родился как ученый.
Итак, Д. А. Клеменц выехал из Красноярска в Минусинск декабрьским днем 1882 г. По обе стороны тракта, похожего более на проселочную дорогу, часто попадались скопления могильных холмов. Сами холмы, припорошенные снегом, были не заметны, но окружавшие их камни отчетливо вырисовывались на снежном поле. Минусинск удивил опрятностью, вымощенными плитками тротуаров, глухими улицами. Деревянные одноэтажные домики прятались за высокими заборами. Шаги редких прохожих, гулко отдававшиеся на каменных тротуарах, сопровождались непрерывным лаем дворовых собак. Дмитрий Александрович не предчувствовал, что в этом городе он найдет личное счастье, близких людей, что этот город, где «работалось спокойно и тихо», он будет вспоминать всю жизнь.
Уже в первое лето своего пребывания в Минусинске Клеменц отправился с археологом А. В. Адриановым в верховья рек Томь и Абакан. Он осматривал сибирские курганы, слушал о них легенды, посещал золотые прииски. Нищета нерусских селений ужаснула исследователя. Повсюду виднелись полуразвалившиеся прокопченные избенки с неогороженными дворами. Окна многих были затянуты «брюшиной». Люди ходили в жалких рубищах. Иногда на пути встречались страшные мертвые улусы, в которых оспа уничтожила все население. В редких селениях среди темных хибарок возвышались новенькие двухэтажные домики, украшенные вывеской «Распивочно и на вынос» или «Мелочная лавка». Рядом с селами ютились кладбища: еле забросанные камнями могилы с высунувшимися из-под земли колодинами, ящиками, кусками бересты.
Клеменц собирал растения, горные породы, вел метеорологический дневник, осматривал пещеры и средневековые крепости на горах. Одна из них, гора Карабас, считалась священной. Жители ближайших сел съезжались сюда накануне Ильина дня, приносили в жертву совершенно белых баранов, молили о ниспослании всяческих благ. По заклании животных начиналось пиршество, продолжавшееся несколько дней. Однажды Д. А. Клеменц уговорил проводника, и тот еще до рассвета проводил исследователя до этой горы. Д. А. Клеменц вскарабкался на вершину и нашел там небольшие глиняные фигурки животных. В тот год он познакомился с археологическими древностями края, был свидетелем раскопок А. В. Адрианова. Некоторые курганы поразили его воображение, вызвали большой интерес, и через два года он обратился в Петербург за разрешением начать раскопки. Но это было позже. А в то лето 1883 т. Клеменца просто тянуло «к лесу темному, берегам Енисея, к дюнам, утесам, горам». Его археологические занятия не имели обязательного характера и определенной цели, а сопутствовали геологическим исследованиям. В 1885 г. Н. М. Мартьянов привлек Д. А. Клеменца к работе по составлению каталога древностей музея. Это потребовало кропотливого изучения всего, что было уже сделано по сибирской археологии. С присущей ему увлеченностью Клеменц приступил к написанию археологического каталога, который по настоянию Мартьянова был опубликован в 1886 г., хотя автор предполагал выступить с работой несколько позже и в последствии раскаивался, что не настоял на своем. Книга вышла под названием «Древности Минусинского музея». Снабженная обстоятельным предисловием, она как бы подводила итог всех имеющихся сведений по археологии края. Эта содержательная работа пользуется популярностью и сегодня. Книга принесла автору известность в археологических кругах. Им заинтересовались Археологическая комиссия и Московское археологическое общество. Клеменц послал составленную им археологическую карту в Петербург и получил уведомление от барона Тизенгаузена о том, что карта будет опубликована в трудах «Сибирские древности». «Комиссия, — говорилось в письме, — благодарит и препровождает при сем удостоверение на получение из Томского губернского казначейства 120 рублен, назначенных за означенный труд. Вместе с тем Археологическая комиссия считает достойным обратиться с просьбой уведомлять о всех случайных открытиях каких-либо древностей…, что сможет послужить к достижению преследуемого комиссией научного учения»{23}. Вскоре сибирский археолог стал членом-корреспондентом Археологической комиссии и Московского археологического общества. У пего завязалась переписка с председателем Московского археологического общества графиней И. С. Уваровой, которой Клеменц сообщал о нуждах местной археологии, необходимости исследования разрушавшихся курганов. Ему было поручено изготовить копии предметов из частных коллекций и принять участие в составлении общесибирской археологической карты.