Я поднялась, разминая затёкшие ноги. Всё правильно...Хорошо, что хоть что-то осталось...
— А с этим что делать? — Крикнул Костя мне вдогонку, когда я, взглянув на грязные руки, шагнула к двери.
Я пожала плечами.
— Отнеси на помойку.
— Что!? — Костя, как-будто, растерялся. — Всё это?
— Ага. — Вряд ли я повезу с собой назад что-то из этих вещей.
— И ты ничего не оставишь себе на память? — Он пытливо посмотрел на меня. Его взгляд был тяжёлым, и даже, пожалуй, обвиняющим. — Неужели тебе всё равно? Ничего не дрогнуло в душе? Хотя, с другой стороны, Татьяна была чёрствой и равнодушной. А яблоко, как известно, от яблони...,— продекламировал он.
«Какие жестокие слова! На самом деле мне не всё равно».
Перебирая содержимое коробок, я едва не расплакалась от переполнявших меня чувств. Старые, никому не нужные вещи...Болезненное напоминание о жизни, прожитой впустую, о женщине, уничтоженной обстоятельствами.
«Как объяснить это Косте? Да и надо ли? Я всё равно скоро уеду.»
Я отвернулась. Если он заметит моё состояние, то будет рад поддеть побольнее. В последние дни Костя только так со мной и общается. После приезда, он не мешал моим отношениям с Димой, но стал холоден и постоянно язвил. Я уже поняла, что ничего не значу для него. Это всего лишь похоть, не более. А сейчас, я не в настроении затевать с ним очередную словесную битву.
— Ты забыла убрать это со всем остальным барахлом. — Костя двумя пальцами поднял с пола медвежонка.
Я поморщилась: он нарочно отозвался о вещах с таким презрительным отвращением.
— Что это ты его отложила? Решила приберечь для своих будущих малышей? — продолжал он издевательски. Я шагнула вперёд и вырвала у него игрушку. Костя же едва не расхохотался. — Любишь детишек? Или ты из тех, у кого инстинкт материнства давно атрофировался, и тебе даже думать противно о сосках-пелёнках?
Я прижала к себе медвежонка, словно защищаясь.
— Не твоё дело!
Костя рассмеялся, увидев, как я покраснела.
— А продолжение рода? А наследники?
— Об этом должен переживать ты, а не я. Но, если что, мы с Димой, конечно, озаботимся этим.
Костя склонил голову набок, задумавшись.
— Конечно я переживаю, ведь нормальной кандидатуры на роль матери, пока не нашёл. И судя по тому, что я знаю, вы с Димой ещё долго ничем не озаботитесь. Он работает, собирая деньги на учёбу, на что жить собираетесь?
— Зачем ты постоянно ко мне цепляешься? Какое тебе дело на что мы будем жить? И вообще, не все рождаются с серебряной ложкой во рту. Некоторым приходится туго.
— Ты сейчас намекаешь, что твоя жизнь с драгоценной мамочкой, была сложной и трудной? Я правильно понял, племяшка?
— Ни на что я не намекаю, — прошептала я, и, повернувшись шагнула к двери.
— Не хочешь со мной разговаривать? — Костя опередил меня и встал в дверях, загораживая проход. — Ты ведёшь себя, как обиженный подросток, которому не досталось шоколадки. Да и похожа ты сейчас на школьницу с этим медведем и чумазым лицом. — Он провёл большим пальцем по моей щеке. Я вздрогнула. — Вот так лучше.
«Ага. Кому лучше, а кому и не очень»
Мне с большим трудом удаётся рядом с ним, не выдать сладостного возбуждения, которое вскипало в крови каждый раз, стоило только подумать о том, что он мог бы со мной делать, когда...
Я встряхнула головой, отгоняя наваждение.
Моё сердце билось, как сумасшедшее.
— Что-то ты бледная, — заметил Костя, пристально глядя на меня. — Ты хорошо себя чувствуешь?
— Хорошо, — солгала я.
Его небрежное прикосновение и неожиданное сочувствие, прозвучавшее в голосе, совершенно выбили меня из колеи.
— Да, что с тобой?! — продолжал он. — Боишься, что я на тебя наброшусь и покусаю? — Он усмехнулся, но не зло. — А я тебе кое-что принёс.
Я нахмурилась. Только теперь до меня дошло, что Костя держал в руке какую-то книгу.
— Это был старый и пыльный том в красивом переплёте из чёрной кожи с золотым тиснением. Собрание стихов самого романтического из всех романтических поэтов Англии.