Калашников изменился в лице и молча начал удаляться, улепетывая со смехотворным темпом, что я точно бы расхохотался, если бы не одно обстоятельство - сейчас не до смеха. Я посмотрел на Аню и увидел целую гамму эмоций на её лице: стыд, вина, неловкость - словом то, как я понял, с чем она жила на протяжении долгого времени.
— Это правда? — я не мог поверить услышанному. Аня отвела глаза, но я схватил её за плечи и развернул к себе. — Это правда?
В её глазах стояли слёзы, но она сумела взять себя в руки.
— Пожалуйста, не сейчас, — проговорила она устало, поникнув в моих руках. — Сейчас я хочу одного - прижаться к тебе.
Я приподнял пальцем её подбородок - ласково и осторожно - и заглянул ей в глаза.
— Скажи мне, Аня, — я старался говорить мягко, — что он имел ввиду?
Она вся сжалась и глубоко вздохнула, собираясь с духом.
— Калашников рассказал мне про маму, когда похитил меня в лесу, до этого я ничего не знала. Я не знала! — закрыла лицо руками, пытаясь успокоиться, затем продолжила: — Он говорил это с таким отвращением, что я почувствовала, что меня вываляли в грязи. Мне было очень стыдно! Как будто не она, а я... я была такой...
Я понимал её состояние, у меня не было ни отвращения к Татьяне, ни обвинения, только я не понимал одного - деньги у неё были - зачем! Зачем, блять! Что и кому она пыталась доказать!?
— Так вот почему ты пустила его в свою спальню и согласилась дать ему интервью? Чтобы он не напечатал всю эту грязь? Он что угрожал тебе, шантажировал? Скажи мне, Аня. Он этим держал тебя на крючке?
Аня опять отвернула голову, даже не пытаясь удержать мой взгляд.
— Почему ты мне ничего не сказала? — продолжал спрашивать я. — Почему решила пожертвовать нашим счастьем!? Нашей семьёй?... Только бы я не узнал правду...
— Не могла. Я знала, как ты ненавидишь её, и боялась, что ты скажешь про неё что-то нехорошее, а я бы этого не вынесла. Ей и так жилось не сладко, а если бы тебе стало известно ещё и это... Какой бы она не была эгоистичной, пусть вела себя гадко, непростительно, она моя мать! Она много пила, а для этого нужны были деньги. Под конец она просто спилась. Даже, если ты считаешь её падшей женщиной, она все равно заботилась обо мне. Всегда. И ещё одно... ты, может быть мне не поверишь, но, несмотря на всю свою беспорядочную жизнь, она всегда любила одного человека... Любила по-настоящему. Только его. Я знаю это... Любила безумно. Отчаянно. Безнадежно...
Аня замолчала.
— Мы все совершаем ошибки, — тихо проговорил я. — И не видим того, что должны видеть. Наверное, в том, что случилось с твоей матерью, виноваты и мои родители, в какой-то степени. — Она изумлённо уставилась на меня, а я продолжил: — Родители любили Татьяну, несмотря на то, что она не была им родной дочерью. Но, именно это обстоятельство и сыграло основную роль. Им до чёртиков стало обидно, что она подвела их. Теперь я это понимаю. И понял ещё кое-что: я во многом похож на них. Для этого мне надо было испытать на собственной шкуре, что значит сходить с ума от ревности, когда тебе кажется, что у тебя отнимают то, что ты считаешь своим. Любовь - чувство красивое и уникальное, но она может и разрушать. Этот урок я усвоил. — Я помолчал и добавил: сначала мама была слишком горда, чтобы уступить... А когда поняла, что надо сдаться, отпустить всё и забыть, Татьяне стало уже всё равно...
Аня посмотрела на меня, в её глазах светилась боль и надежда.
— Ты правда так думаешь?
Я усмехнулся.
— Упрямство и гордость - это у нас семейное. Передается как по мужской, так и по женской линии.
Аня улыбнулась, но улыбка получилась какая-то вымученная. С ней творилось что-то... неладное!? Такое чувство... что она сейчас потеряет сознание. Она неосознанно провела рукой по животу, бёдрам...
— Да, гордость сгубила много семей. Я не хочу, чтобы тоже самое случилось с нами. А ты, Костя? Из-за чего была вся эта гордость? Из-за Калашникова? — не удержалась она от ехидного замечания.
— Не напоминай мне об этом! — я был просто в бешенстве. Не на неё. На себя. — Наверное, я просто не мог поверить своему счастью, когда понял, что наша любовь возможна. Даже, когда я думал, что ты изменила мне, я не мог полностью поверить в это... Тебя всегда так возбуждали мои ласки, даже самые невинные прикосновения... И сейчас, запертый в машине, я услышал, как ты кричишь. От удара о лобовое стекло я плохо соображал, но знал, что мне это не снится. Я пытался открыть дверцу или окно, чтобы дать тебе знать, что со мной всё в порядке. А ты продолжала звать меня так, будто тебе было страшно даже представить, что я... что со мной могло что-то случиться...