Статистический характер психоистории делает ее применимой лишь к описанию действий достаточно больших групп людей и неспособной предсказать появление выдающихся личностей, с действиями которых увязывается ход истории в определенные периоды. В литературе роль таких личностей играют персонажи-герои, как правило, центральные. В серии "Основание" Азимов вывел такими героями сконструированного еще в самом начале галактической экспансии разумного, обладающего телепатическими способностями, постоянно накапливающего знания и выступающего в разных обличиях человекоподобного робота Дэниэла Оливо и создателя психоистории Гэри Селдона. В середине серии к ним добавляется обладающий исключительными паранормальными способностями мутант Мул, а в последних романах - Голан Тревиз, будто бы наделенный талантом интуитивно принимать правильные решения в самых разных ситуациях.
Дэниэл Оливо вместе с другими такими же роботами мог направить развитие человечества в ту или иную сторону, но не был уверен в способности самостоятельно или с помощниками определить верное направление. Выход был найден в привлечении молодого талантливого математика Селдона и создании ему условий для развития психоистории, этим якобы гарантировался должный учет интересов людей. Баланс тенденций дальнейшего развития должно было обеспечивать инициированное Селдоном создание рассчитанных на долговременную деятельность двух Оснований. Психоистория не смогла предсказать появление Мула и скорое создание им обширного политического объединения из обломков бывшей империи до того, как к этому было готово состояние наук об интеллекте. В итоге ведущие психологи второго Основания вынуждены были ментально останавливать Мула и сводить на нет его деятельность ("Второе Основание"). В конце серии Голан Тревиз, отказываясь от имперской версии, делает неоднозначный выбор в пользу предпочтительного для всей галактики группового сознания, в основном потому, что оно действует подобно роботу, руководимому тремя законами роботехники, где вместо понятия "люди" используется понятие "жизнь", и обходится без жаждущего власти правительства ("Край Основания"). Но само такое сознание, как и робот, исходит из принципа целесообразности, поэтому оно готово безропотно вверить свою судьбу и судьбу всех остальных людей в руки этого единственного героя, которого считает способным принимать верные решения. Это вновь похожая на империю версия, где конечное решение принимает одно лицо, исходя из слишком неполной информации. Пусть даже это решение каким-то невероятным образом оказывается верным, остается неясным, по каким критериям и с чьей точки зрения определяется его правильность. Этот вопрос Азимов оставил без ответа. Видимо, таким путем он пытался примирить требования статистического усреднения с исторической ролью отдельных личностей и не совсем преуспел в этом.
Вымышленное групповое сознание исходящей из принципов гомеостаза планеты Гея, включающее все живое и отчасти неживое, в определенной степени реализует статистическое усреднение и действительно не нуждается в правительстве, что может быть возможным управленческим решением далекого будущего ("Край Основания"). В идеале это вариант глубочайшей демократии, при которой действия и поступки отдельной составляющей этого сознания предопределены общими интересами до такой степени, что эта составляющая уже не может себя считать свободной личностью в нынешнем понимании. Подобный путь очень труден, он требует строгой и непрестанной самодисциплины, самоограничений и самопожертвования от каждого. Как мы видим на примере даже достаточно продвинувшихся на этом пути демократий, это посильно далеко не для всех, особенно для анархистских натур, индивидуалистов и привыкших к совсем другому укладу жизни эмигрантов. И конечно, он не устраивает милитаристов, диктаторов и авторитарных лидеров, представляя неприемлемую для них альтернативу ("Основание и Земля").
Правда, для выполнения немногих оставшихся общих функций Гее все же нужны мгновенная телепатия и достаточно глубокое предвидение, т.е. опять же дополнительные фантастические возможности. Кроме того, реализация такого разума на практике достаточно сложна хотя бы с точки зрения достижения единого мнения. Дэвид Брин полагал, что это достаточно легко: "Групповое сознание не нуждается в убеждении. Эти существа просто соединяют свои сознания, становятся одним целым и принимают решение" ("Риф яркости"). На самом деле все не так просто, на этапе объединения возникают трудности. Если при этом все сознания учитываются одинаковым образом, приоритет останется за неорганической частью ввиду ее огромного количественного преобладания. А введение неравенства сознаний, например, по их уровню развития или качеству, будет означать то или иное выделение элиты и возможность навязывания ими своего мнения. Мы видим, что необходимое установление ограничений на доступ к информации вызывает появление управленческой иерархии даже в будущем обществе людей, способных объединять свои разумы (Аластер Рейнольдс "Ковчег спасения"). Внешне такая ситуация все же отличается от нынешнего состояния дел, когда новый политико-социальный или экономический курс и даже более мелкое изменение сначала генерируется элитами, затем обкатывается в узких кругах специалистов, например, среди экспертов, и только после этого предлагается массам через рекламные и избирательные технологии, с возможностью корректировки по ходу обсуждения. При этом рядовому потребителю или избирателю дается время примерить новинку на себя, задать вопросы, высказать мнение, чтобы свыкнуться и почувствовать себя сопричастным - ведь человек почти всегда достаточно инерционен. "Нужен какой-то срок, чтобы средний человек согласовал свои привычные представления с новыми идеями... даже если эти идеи сохраняют ему время и деньги" (Бен Бова "Властелины погоды"). На эти действия необходимо немалое время. В групповом разуме все это ради ускорения и эффективности предлагается сжать до мимолетного мысленного обмена мнениями. Но не получится ли в результате усреднение мнений по большинству, в каждый данный момент не особо заинтересованному в квалифицированном решении того или иного вопроса, со скатыванием к господству посредственности? Например, как в рассказе Уильяма Тенна "Нулевой потенциал"? Как избежать чрезмерного влияния затяжного мысленного ораторствования на принятие решения? Какими критериями следует руководствоваться при таком принятии? Как групповому сознанию поступать с мнением отдельных гениальных или просто прозорливых личностей, которые могут оказаться правыми, даже когда подавляющее большинство уверено в обратном? И вопрос на десерт: будет ли общее сознание устойчиво по отношению к вовлеченным в него психически расстроенным или явно сумасшедшим разумам?
Роберт Уилсон проводит различие между кортикальными демократиями, где коллективные политические решения принимаются на основе предметной логики, и лимбическими, в которых достигается интуитивно-эмоциональный консенсус. По его мнению, будущий опыт группового сознания негативен почти во всех вариантах, особенно в том случае, когда стратегически правильнее было бы отказаться от него и перейти к индивидуальным решениям ("Вихрь"). Майкл Суэнвик высказывает мнение, что такое сознание опускает индивидов до уровня насекомых в улье, несмотря на интеллектуальное превосходство объединенного разума, и неизбежно конкурирует с остальными людьми ("Вакуумные цветы"). Еще один недостаток ментального коллективизма подчеркивает Аластер Рейнольдс. По его мнению, в общем разуме неизбежно разделение индивидуальных сознаний по степени допуска к информации, что влечет за собой появление иерархии, в том числе тайной. В результате верхние ступени этой иерархии оказываются уязвимыми по отношению к стороннему ментальному манипулированию ("Ковчег спасения"). В любом случае без непременной упорной работы элит и остальных членов общества над собственным совершенствованием все прочие действия остаются малоэффективными, и ни психоистория, ни групповое сознание не изменят это положение (Пол Андерсон "Чувствительный человек").
В силу своей распределенности среди самых разнородных составляющих групповой разум вынужден руководствоваться в качестве основы принципом непричинения вреда жизни (Айзек Азимов "Край Основания"), он в значительной степени лишен чувства индивидуальности личности и, как следствие, инстинкта самосохранения, что может привести его к гибели, в первую очередь всех его биологических компонент. "Врожденный инстинкт выживания сыграл большую роль в эволюции", правильно указывал Дэвид Брин ("Глина"). Поэтому столкновение с неуязвимыми хищниками, подобными Вому (Алан Дин Фостер "Зелье"), для него могло бы оказаться либо фатальным, либо привести к трудноразрешимой задаче выбора из двух равнозначных приоритетов собственного выживания и защиты чужой жизни. Этот недостаток исправлен в коллективистском обществе октопауков, в котором агрессия, насилие, тяга к убийствам и войне химически и психологически вытравлены, но просыпаются в некоторой части популяции при появлении реальной угрозы жизни колонии или всей расы. Они вновь затухают в случае исчезновения такой угрозы путем добровольно-принудительного устранения данной части (Артур Кларк, Джентри Ли "Рама явленный"). Подобное изъятие достаточно большой части популяции колонии, полностью отрицающее цену всех этих жизней, и есть настоящая стоимость такого исправления упомянутого недостатка. Надо сказать, этот рецепт почти списан с многих известных Земле военно-социальных экспериментов XIX-XX веков с их многочисленными жертвами. Приходим к давно известному выводу: "Нет в мире совершенства" (Антуан де Сент-Экзюпери "Маленький принц"). И дополним его: но стремиться к нему необходимо.