— Принеси-ка мне рабскую плеть, — попросил я.
49. Рабыня
— Теперь я знаю, что значит, быть выпоротой плетью, — заверила меня Ина, — и я буду повиноваться.
— Это хорошо, — кивнул я.
— Я буду очень рьяно повиноваться, я буду отчаянно стараться, чтобы мной были довольны! — пообещала она.
— У тебя хорошее клеймо, — заметил я.
— Я получаю от этого удовольствие! — шёпотом призналась мне женщина, прижимаясь ко мне.
— Я вижу, — улыбнулся я.
— Я больше не могу жить без этого! — заявила он. — Мне нужно это. Я нуждаюсь в этом!
— Они скоро придут для тобой, — сообщил я.
— Оставьте меня! — попросила рабыня. — Оставьте меня себе!
Дело было во второй половине того же дня, когда мы пережили небольшое приключение в рабском лагере. Мы снова находились на месте нашей ночёвки, среди прочих небольших биваков, разбитых поблизости. Марка с нами не было с того самого момента, как он покинул нас поспешив в окрестности косианского лагеря, договариваться с Эфиальтом относительно стройной темноволосой красотки, которую я, признаться несколько злонамеренно, что и говорить, продемонстрировал ему.
— Сделайте это со мной ещё раз, пожалуйста! — всхлипнула Ина.
— Ты извиваешься и бьёшься, как самая настоящая рабыня, — сообщил я ей.
— Я и есть рабыня! — задыхаясь, проговорила она.
Её ногти впились в мою спину, но стерпел это, понимая, что женщина уже не могла себя контролировать.
— Что Вы делаете со мной! — выкрикнула она, когда я удержал её в самом краю.
— Ну что, теперь Ты готова подчиняться как рабыня? — уточнил я.
— Да, — простонала Ина. — Да! Да!
— Значит, Ты просишь о том, чтобы тебе позволили подчиниться? — спросил я, удерживая её в таком состоянии.
— Да! — ответила рабыня. — Я умоляю позволить мне подчиняться!
— Тогда Ты можешь сделать это, — шепнул ей я.
— Господин? — не сразу поняла она.
Мне хватило одного лёгкого касания, чтобы её тело задёргалось в агонии.
— Ай-и-и-ия! — заголосила Женщина. — Я подчиняюсь! Я подчиняюсь!
Спустя какое-то время, когда прошли спазмы, и спало напряжение, Ина плотно прижалась ко мне и заплакала:
— Я принадлежу мужчинам. Я принадлежу им!
— Всё правильно, — подтвердил я.
— Ну что, она готова? — спросил Минкон, подойдя к моему костру.
Позади него маячили фигуры двух его товарищей.
— Готова, — кивнул я.
Ина моментально встала на колени и опустила голову до земли. А этот момент я связал ей руки за спиной.
— Это — предательница? — уточнил Минкон.
— Она самая, — заверил его я, и мужчина, присев рядом с ней, накинул верёвочную петлю на её шею.
— Учти, мы не любим предательниц, — хмуро сообщил он рабыне.
— Да, Господин, — прошептала Ина, не решаясь поднять головы.
— Ты понимаешь проблемы, которые могут возникнуть с ней? — спросил я Минкона.
— Конечно, — кивнул он. — Она будет помещена среди других рабынь, и будет содержаться точно так же, как и все остальные.
— Ина, — окликнул я женщину.
— Да, Господин, — отозвалась она, поднимая голову и глядя на меня.
— Ты понимаешь, в какой опасности Ты можешь оказаться, если твоя прежняя личность будет установлена?
— Да, Господин, — заверила она меня.
— На твоём месте, я бы постарался, насколько это возможно в твоём положении, — заметил я, — скрыть своё прошлое.
— Да, Господин.
— Впрочем, в любом случае той личности больше нет, — пожал я плечами.
— Да, Господин, — согласилась со мной женщина.
— Кто Ты теперь? — спросил я.
— Рабыня, — ответила Ина.
— Может, что-то ещё? — уточнил я.
— Нет, Господин, — мотнула она головой. — Я — рабыня, и только рабыня.
— Не забывай об этом, — предупредил я.
— Нет, Господин, — поспешила заверить меня она.
— Она была одной из заговорщиц в Аре, — сообщил я Минкону, — и работала на Кос. Возможно, было бы уместно, избавиться от неё продав косианцам.
— Превосходное предложение, — признал мой знакомый.
Раз уж она уже служила прежде косианцам, то мне показалось вполне уместным, чтобы её красота и служение, правда, теперь в качестве простой смиренной рабыни, должны были перейти в их полное распоряжение. Кроме того, это, как я надеялся, позволит сохранять её как можно дальше от Ара. Впрочем, развитие событий в Аре вскоре могло принять самое непредсказуемое направление, и я не исключал того, что через некоторое время, её не только перестанут разыскивать ищейки Ара, но она уже даже не будет представлять для них какого-либо интереса. Кроме того, пробыв в ошейнике какое-то время, в силу сопутствующих этому преобразований в красоте, отношении и поведении, она изменится настолько, что, скорее всего, уже никто из тех кто знал её в Аре, не сможет опознать высокомерную Леди Ину в прекрасной послушной рабыне. Всё что они могли бы отметить, небрежно и, возможно, с некоторым интересом, это некоторое сходство порабощенной красотки с прежде известной им свободной женщиной.
— На ноги, рабыня, — приказал Минкон, и Ина мгновенно встала.
— Тебя уведут отсюда голой, — сообщил я невольнице. — Таким образом, Ты будешь даже менее приметной в этих местах, чем если бы была одета.
— Да, Господин, — вздохнула нагая рабыня, маленькие прекрасные ручки, которой были связанны за спиной, а на шею была накинута верёвка Минкона.
Кстати, после того наказания в рабском лагере, она нашла ту коричневую тунику, от которой она избавилась, во время своего бегства, затолкав между рабскими клетками. У меня была особая причина, по которой я хотел бы вернуть этот предмет одежды. Кроме того, это дало мне возможность провести Ину к нашему лагерю с этой туникой повязанной вокруг её шеи, тем самым дав ей острее почувствовать её новую реальность. Иногда рабовладельцы, в качестве наказания своих красоток, проводят их раздетыми публично, но с туникой, или та-тирой, или во что бы они ни были одеты перед этим, на шее или на запястье. Это заставляет девушку чувствовать себя ещё более голой. Что-то подобное происходит, когда связанная и раздетая свободная женщина вынуждена держать часть своих предметов одежды, возможно даже, что-то из тонкого нательного белья, в своих зубах. Учитывая, что ей запрещают выпустить его, то действует он не хуже чем простой кляп. Это, конечно, помогает ей лучше понять характер новой реальности, которая, как выясняется, совершенно отличается от всего, с чем ей прежде приходилось сталкиваться.
— А теперь, — объявил я, — Ты лишена своего имени. У тебя нет больше имени.
Рабыня, внезапно для себя ставшая безымянной, испуганно уставилась на меня.
— Твои новые владельцы, — сообщил я ей, — если пожелают, дадут тебе новое имя.
— Да, Господин, — прошептала она.
Я же поднял с земли мешок, который я прихватил с той площадки в рабском лагере, где случилось наше противостояние с охотниками.
Глазами женщины широко раскрылись от ужаса, при виде этого предмета.
— Желаю тебе всего хорошего, рабыня, — попрощался я с ней.
— И вам всего хорошего, Господин, — ответила она.
Поцеловав женщину напоследок, я накинул мешок на её голову, и завязал шнурки на шее. Это был тот самый мешок, в котором Октантий намеревался доставить голову Леди Ины Сафронику. Однако, с другой стороны, это был такой же точно непримечательный мешок, ничем не отличающийся от сотен других. Возможно, это было частью шутки Октантия, принести её голову Сафронику в простом мешке, не прошитым золотом и не усыпанном драгоценностями.
— Пошли, рабыня, — просил Минкон и потянул верёвку.
Я смотрел им вслед, пока соблазнительная фигурка раздетой, связанной, спрятанной в мешок безымянной рабыни, ведомой на верёвке, не скрылась окончательно из виду.
Затем, я бросил взгляд в ту сторону, где в нескольких ярдах от нашего небольшого лагеря, имелся ряд вбитых в землю кольев. Там, прикованная к одному из них за лодыжку, стояла на коленях другая рабыня. Её голова была привязана к её скрещенным щиколоткам, а руки связаны за спиной. Так обычно поступают с рабынями, которых только что привели к месту их нового служения. Кроме того, эта рабыня была накрыта покрывалом. Ткань была накинута ей на голову, завязана на шее шнурком, служа своеобразным рабским капюшоном, а затем спускалась вниз, скрывая её фигуру. Вчера, ещё до появления на нашей стоянке Октантия, я договорился, чтобы девушку доставили сюда этим днём. Когда я возвратился сюда вместе с Иной из лагеря, то она уже находилась здесь.