Выбрать главу

Я слегка поклонился полисмену и сказал по-английски: «гуд ивнинг».

В ответ полисмен подал мне свою руку и жестом пригласил сесть в плетеное кресло, но сам не сел, а куда-то вышел. Очень скоро он появился опять, но уже в полной военной форме и в сопровождении человека в штатском. Оба они сели в кресла напротив меня и мужчина в штатском заговорил:

— Я — здешний бизнесмен. Полисмен не знает английского языка и я буду переводить ваш разговор.

Однако, не дожидаясь полисмена, переводчик сам задал мне вопрос, который больше всего интересовал присутствующих:

— Откуда вы появились на нашем острове?

— Я приплыл на остров с советского теплохода.

— А почему вас не съели акулы?

— Потому что мне помог Господь, — ответил я и перекрестился.

— Конечно, Господь! — воскликнул переводчик убежденно и тоже перекрестился, но не тремя пальцами, как я, а только одним.

— Так вы — тоже христианин, тоже католик? — опять спросил меня переводчик после того, как перевел на индонезийский язык мой ответ, вызвавший одобрительные реплики присутствующих.

— Да, — ответил я, сознавая, что моего знания английского языка недостаточно для объяснения разницы между Православием и Католицизмом.

— Мы все в этой деревне — католики, — сообщил мне переводчик. — А деревня наша называется Вайова, остров — Бацан, а мыс, на который вы приплыли, мы называем Акулий мыс (Тариунг маригоранго), потому что около него всегда самое большое скопление акул.

После этого он стал переводить мне вопросы полисмена, на которые я отвечал в меру моего скудного знания английского языка.

Однако, главное я ему сказал и он меня понял. Я сказал, что бежал вплавь с советского теплохода с целью попасть в Соединенные Штаты Америки, и что я прошу Правительство и Президента Индонезии оказать мне в этом содействие.

Пока мы разговаривали, в гостиную приходили все новые и новые люди. Скоро их стало так много, что уже негде было и стоять. Среди них было много детей, причем старшие дети держали на руках своих младших братишек и сестренок. И все с любопытством рассматривали меня, а встретив мой взгляд — дружелюбно улыбались. Появились еще люди, говорящие по-английски. Первого переводчика сменяли другие и все они старались задать мне побольше вопросов. Несмотря на сильную усталость мне хотелось с ними говорить. Я ощущал их искреннее расположение ко мне, чувствовал их гостеприимство. Вокруг не было ни одного угрюмого или неприязненного взгляда. Все лица светились дружественными улыбками.

Однако, полисмен прервал нашу беседу. Он сказал, что я очень устал и нуждаюсь в отдыхе, и попросил всех выйти из гостиной.

После этого его жена с приятной улыбкой принесла мне огромную эмалированную кружку какао с молоком и очень белых сдобных булочек. Когда я выпил все, она налила мне вторую кружку — «если я захочу попить какао ночью» и указала мне мою комнату, которая оказалась без окон, но с многочисленными щелями для воздуха. Широкая кровать была застелена простыней, сверху которой лежала циновка. «Очевидно, чтобы было не так жарко», — подумал я и только положил голову на подушку — сразу заснул.

Когда я проснулся утром, то не мог открыть глаза. Мои веки слиплись от гноя. Так я и вышел в гостиную с закрытыми глазами и протянутой рукой. Тотчас кто-то сунул мне в руку кружку с теплой водой. Я промыл ей один глаз — и он вдруг открылся. Раздался веселый смех. Я промыл второй глаз — и он тоже открылся. Смех превратился в хохот. Я увидел хозяйку дома и каких-то еще женщин, которые от души смеялись над инцидентом.

После завтрака ко мне пришел портной. Он пригласил меня в свой дом, где снял с меня мерку и сделал мне подарок — макет лодки в бутылке. После полудня он принес мне две пары брюк отличного качества. Портного звали Ачмад Майза. Потом меня приглашали в гости другие жители Вайовы и местные бизнесмены и все что-нибудь дарили. К концу дня у меня оказалась большая целофановая сумка, полная одежды. Я снял с себя юбку и переоделся в более привычные для меня брюки.

Утром 13-го декабря полисмен перевез меня в административный центр острова — Лабуху, где в течение двух дней я жил в бывшем дворце эмира. После Лабухи меня перевели в столицу Северной Молукки — город Тернате и посадили там в тюрьму.

— Эта тюрьма — совершенно новая! — с гордостью сообщил мне начальник полиции. — В ней не сидел еще ни один человек. Вы будете первым!

Какое ни есть, но все же — утешение!

В тюрьме, одноэтажной и очень небольшой, меня провели в дальнюю камеру, где уже были приготовлены для меня спальные принадлежности.

Начальник полиции вставил ключ в замок моей камеры и демонстративно оставил его там. Потом он пожелал мне спокойной ночи и удалился. Когда полицейские ушли, я вышел из своей камеры и стал осматривать тюрьму. Прежде всего мне было интересно знать, закрыта или нет входная дверь. Я подошел и дернул ее. Дверь не поддалась. Однако никакого часового около тюрьмы не было видно. Возможно, ключ, который оставил мне начальник, подходил также и к входной двери. Однако, я не стал испытывать, чтобы не подумали, что я хочу совершить побег.

Утром я проснулся от шума и гвалта ребятишек. Поскольку тюремное здание в буквальном смысле слова было ажурное, то есть имело множество щелей для доступа воздуха, то меня можно было видеть с улицы, если залезть на одно из деревьев, со всех сторон окружавших тюрьму. И вот утром все эти деревья оказались усеянными ребятишками. Все они улыбались мне, махали руками и что-то кричали по-своему. Я сперва тоже махал ребятишкам в ответ, улыбался и они были очень довольны. Вдруг на одно из деревьев забралась вполне взрослая девушка. Как и подавляющее число индонезийских девушек, она была настоящая красавица. Девушка сперва смотрела на меня и улыбалась, а потом вдруг крикнула «Ай лав ю!» и от смущения выпустила из рук ветку дерева, за которую держалась, а потому кубарем полетела вниз. В гаме и хохоте я так и не понял, пострадала она от падения с дерева или нет.

Утром мне в камеру принесли завтрак, состоящий из чая и торта, и подарок начальника полиции — полицейские ботинки. Еще через день я был уже в столице всей Молукки, городе Амбоне. Меня встречали два офицера, каждый в собственном автомобиле. Старший из них, полковник Абас пригласил меня в свою машину. Полковник был человеком средних лет, высокого роста, худощавый и подтянутый. На его мундире был прикреплен орден. Заметив, что я слабо знал английский язык, он терпеливо повторял и перефразировал свои высказывания до тех пор, пока я не улавливал их смысл. От аэропорта до города было довольно далеко, кажется 35 километров, и у меня было достаточно времени, чтобы не только беседовать с полковником, но и смотреть на экзотические картины, которые открывались передо мной из машины. Мы ехали по хорошему шоссе, обсаженному тропическими деревьями, которое обегало вокруг Амбон-ской бухты. В этой бухте находились торговый порт и главная Военно-Морская база Индонезии. Полковник рассказал мне о себе. Он занимал должность заместителя начальника полиции провинции Молукка. Жил он на окраине города в казенном доме, а в центре города, в офицерской гостинице, имел комнату, которую временно предоставлял мне.

Постепенно буйная растительность и редкие коттеджи сменились городскими улицами. Мы въехали в Амбон. Тропическая жара заставила людей открыть все двери. У магазинов двери были настежь, у жилых домов — все двери были настежь. Даже на электростанции все внутренние помещения были открыты для постороннего взора. Почти все дома в Амбоне оказались одноэтажными. Исключение составляли лишь некоторые кинотеатры.