Я немного удивился тому, что полковник не повез меня в свой офис, а сразу — в гостиницу. Гостиница была одноэтажная с верандой и садом. После беседы, смахивающей на светскую, и обеда мне показали мою комнату. В Амбоне меня, наконец, осмотрел врач, доктор Бамбанг, немного говорящий по-русски. Мои глаза все еще болели, хотя их уже лечили студентки-медички в Лабухе. Доктор принес мне лекарство для глаз и сделал общий осмотр. Мне также измерили рост и вес. Оказалось, что я весил всего 72 килограмма. Очень жаль, что я уклонился от взвешивания на теплоходе перед побегом. Теперь я мог говорить о потере веса во время заплыва лишь приблизительно: от 8 до 10 килограмм. После медицинского осмотра у меня взяли отпечатки пальцев.
Пользуясь свободным временем, я решил начать восстанавливать свою книгу. С этой целью я попросил у полковника бумагу и ручку. Все это он мне принес и в свою очередь спросил меня:
— Мистер Юра, не хотели бы вы покупаться?
— Вы хотите посмотреть, как я плаваю? — догадался я.
— Да, мы хотели бы, чтобы вы показали нам, как вы плаваете на дальние дистанции.
— Пожалуйста, я покажу.
— До аэропорта доплывете, ладно?
— Вы говорили мне, что до аэропорта 35 километров?
— Да.
— Доплыву, только мне понадобятся мои принадлежности, которые у меня отобрали в Тернате.
— Завтра утром я принесу их вам, — пообещал полковник и ушел.
На мгновение мне стало не по себе: думал — всё, а теперь — снова плыть! И глаза еще не совсем прошли, и без подготовки! Но отказываться было нельзя.
На следующее утро полковник появился вместе с прокурором — тем вторым офицером, который встречал меня на аэродроме, и с каким-то штатским. Вместо моих плавательных принадлежностей он принес одни только новые красивые плавки. Мы все сели в машину полковника и поехали в порт, где нас уже ждал быстроходный военный катер. Этот катер отвез меня на песчаный пляж около яхт-клуба и высадил там. Все остальные остались на катере. Полковник объяснил мне, что я мог раздеться на пляже, а потом указал мне направление заплыва — противоположный берег бухты. Я поплыл, а катер пошел рядом и штатский, оказавшийся фотографом, начал делать снимки моего заплыва. Вода в бухте была почти горячей и я не на шутку боялся свариться в ней. Когда я переплыл бухту и снова взглянул на полковника на катере, то он показал мне рукой в сторону пляжа, с которого я стартовал. Около пляжа мне сказали: «достаточно!».
Офицеры сошли с катера и повели меня в ближайший мотель, где я принял ванну. Потом мы пошли в очень красивый ресторан обедать. Остаток дня прошел в непринужденной беседе.
После ресторана полковник сказал мне:
— Вы больше не поедете в гостиницу. Мы решили перевести вас в отдельный дом, который в точности такой же, как мой дом, и стоит рядом с ним, но пока что — пустой. Там вам будет удобнее и вы сможете без помех восстанавливать свою книгу.
Следующую ночь и еще двадцать ночей я провел в новом доме, в котором было пять комнат, большая гостиная и веранда, с которой открывался сказочный вид на бухту. Мой дом отличался от дома полковника только садом: у полковника сад был ухожен, а у меня — нет. Супруга полковника Абас взяла на себя заботу о моем питании и через каждые два часа кто-нибудь из ее работников приносил мне серебряный поднос с едой или фруктами. Меня охраняли два полисмена. С ними я играл в шахматы и смотрел телевизор. Хорошая, спокойная обстановка, великолепный вид на бухту и деревья с гроздьями бананов под моим окном разбудили во мне вдохновение и я стал быстро восстанавливать главы моей уничтоженной книги. По мере написания я давал их читать доктору Бамбанту и он переводил их полковнику. Тогда же специальный кинооператор, присланный из Джакарты, снял на пленку мое интервью с доктором, проходившее на русском языке.
Наконец, МИД Индонезии распорядился привезти меня в столицу. С этой целью из Джакарты прилетели два офицера. Вместе со мной в столицу был притащен и полковник Абас. Последний раз я ехал в машине по Амбону и меня специально провезли мимо недостроенного Кремлем и брошенного в таком виде здания Университета. Потом мы сели в комфортабельный реактивный лайнер компании «Гаруда» и полетели с востока на запад через всю Индонезию. Я увидел сверху много интересного: и горы, и вулканы, и джунгли, и, наконец, рисовые поля на острове Ява — житнице всей Индонезии. Подлетая к Джакарте, самолет снизился и долго летел над самым городом. Из иллюминатора я видел многие кварталы одноэтажных домов и сверхсовременные высотные здания в центре города. Когда мы приземлились, прямо у трапа встала машина. Меня пригласили сесть в нее. Машина на большой скорости выехала с аэродрома и подъехала к полицейскому участку около аэропорта. Там стояли две других машины. Меня пригласили пересесть в одну из них и они обе сразу тронулись. С виду это были обыкновенные легковые машины. Однако, внутри сидели офицеры полиции с радиопередатчиками, по которым они все время с кем-то поддерживали связь. Мы мчались на большой скорости по улицам Джакарты и я с большим интересом наблюдал жизнь этого огромного тропического города. Меня поразило огромное число магазинов и уличных торговцев. Транспорта на улицах было так много, что для пешеходов были построены специальные виадуки. Мы проехали несколько эмоциональных памятников борцам за независимость Индонезии. Был канун Нового года, но на улицах это никак не ощущалось, и полицейские тоже не спешили по домам. Сперва меня завезли в Департамент Полиции, где со мной желал познакомиться какой-то начальник. Начальник угостил меня прохладительными напитками и задал два-три вопроса. Потом он объявил:
— Сейчас вас свезут на квартиру к одному нашему офицеру, где вы будете жить. Завтра — Новый Год, выходной день. После выходного мы пригласим вас к себе.
Удивительно, что все официальные лица в Индонезии свободно говорили по-английски и еще более удивительно, что я — понимал их, хотя иногда и переспрашивал по несколько раз. На квартире меня приветливо встретил мистер Райчоа, немного полноватый, спокойный и уравновешенный офицер полиции, и его жена, учительница, приятная интеллигентная женщина. Тут же были четверо их детей. Новый год они не встречали и после первого знакомства мы все разошлись по своим спальням.
На следующее утро я проснулся оттого, что вдруг почувствовал себя в джунглях. Я открыл глаза и вместо джунглей увидел свою комнату с телевизором на столе, а откуда-то из-за двери доносился сильнейший птичий хор. Я оделся и вышел. Весь внутренний двор оказался заставленным клетками с птицами, которые пели на разные голоса. Мистер Райчоа вместе с младшей дочкой Ритой, 11-тилетней серьезной девочкой, по очереди чистили все клетки. Я поздоровался и подошел ближе.
— Разведение и продажа птиц — это мой приработок, — объяснил мне мистер Райчоа. — У нас никто не живет без приработков и это не порицается.
— Дочка, не ставь рядом клетки с этими птицами! — обратился он к Рите, — ибо они — враги. Смотри: одна из них уже успела выщипать перья из хвоста другой!
По мере того, как клетки вычищались, их подвешивали, а птицам давали еду и питье. Попугаев Рита кормила из рук. У нее была маленькая ложечка, в которую она наливала молоко, после чего осторожно протягивала ложечку в клетку. Попугай открывал широкий клюв и Рита выливала молоко в него, ни капли не пролив. Наевшись и напившись, птицы начинали прыгать с жердочки на жердочку и петь на разные голоса. Если какая-нибудь птица не пела, мистер Райчоа подходил к ней и подсвистывал. Если птица была здорова, то в ответ она непременно запевала. Для больных птиц у него имелись лекарства, которые он им давал с маленькой ложечки.
Во дворе была одна очень большая стационарная клетка с голубями, в которой птицы постоянно ели, пили, занимались любовью и разводились. Вечером к хозяевам пришли гости и в том числе веселый и жизнерадостный капитан Декок, который, глядя на голубей в клетке, сказал мне:
— Мы, индонезийцы, никогда не пьем ВОДКА, как это делаете вы, русские. Но мы очень любим женщин и подобно вот этим голубям эвери дэй; кво!..кво!..кво!.. — и он помахал руками, как крыльями- эвери дей!