Но вслух мне хотелось возразить ей, и я сказал:
— Америка борется за права человека во всем мире. Одно из этих прав — свободно выбирать страну проживания.
Наконец, состоялась моя встреча с американским консулом мистером Дэвидом Ворфом и его помощником. Консул, к которому индонезийцы проявили большое уважение, приветствуя его вставанием, оказался худощавым сдержанным человеком, радушно приветствовавшим меня. Его помощник сначала заговорил по-английски, а потом вдруг предложил мне:
— Давайте лучше говорить по-русски!
Дальше беседа пошла в самом непринужденном виде. Я заполнил необходимые иммиграционные документы, а консул пообещал мне, что о дальнейших событиях мне сообщат индонезийцы. Поскольку из разговора выяснилось, что помощник американского консула хорошо осведомлен о внутреннем положении в СССР и знаком с именами некоторых диссидентов, сидевших вместе со мной, то я и рассказал ему то, что не говорил индонезийцам, — о моем заключении в психтюрьме.
На следующий же день индонезийцы устроили мне психиатрическую экспертизу. Молодая врач-психиатр проверила меня по тестам. Тесты оказались настолько тяжелые, что я разгадывал их больше часа, но на вопросы ответил правильно, и все остались довольны.
Следующее испытание, которому меня подвергли индонезийцы, был детектор лжи. Впервые в жизни я увидел этот прибор, о котором много слышал всерьез, а еще больше — в разных комедиях и фельетонах. Объявив мне, что и с детектором тоже все ол райт, миссис Рамадан от имени правительства Индонезии попросила меня в заключение согласиться на встречу с представителем Советского посольства. Эта встреча произошла в здании Департамента Полиции.
…В двенадцатом часу дня 21-го января 1980 года, в приемный зал Департамента Полиции республики Индонезии вошел 3-ий секретарь Советского посольства Виктор А. Ткаченко. Никто из присутствующих не встал при его появлении. Мгновение он задержался в дверях, а затем сел в предложенное кресло, как раз против меня. Секондмен, как его называли индонезийцы, оказался моложавым стройным человеком с черными усиками и такими же черными, колючими глазками. Несколько минут длилось общее молчание. Он не смотрел на меня прямо, а временами «стрелял» искоса и тотчас опять отводил глаза в сторону. Наконец, Ткаченко тихо заговорил, тщательно выбирая слова. Магнитофоны, поставленные на всех столах, стали записывать.
— Здравствуйте!
— Здравствуйте, — ответил я.
— Вы ведь Ветохин Юрий Александрович?
— Совершенно верно.
— Нам стало известно, что на советском теплоходе «Ильич» пропал человек. Индонезийское правительство любезно сообщило нам о вас… о том… что… (он замялся) вы около двух недель назад как-то очутились на индонезийской территории. Может быть, это — случайность? Может быть, вы упали с корабля и каким-то образом оказались в Индонезии?
Он замолчал, ожидая ответа.
— Нет, это не случайность. Я умышленно бежал с советского теплохода «Ильич» в Индонезию для того, чтобы в конечном счете получить убежище в Соединенных Штатах Америки.
— Но какая причина тому?
— Последние три года я работал чернорабочим, грузчиком. Никакой другой работы получить в Советском Союзе я не мог. Однако, я имею высшее образование и работать грузчиком не хочу.
— Прошу прощения за некоторое углубление в вашу биографию. Скажите, пожалуйста, что вы окончили?
— Я — инженер, специалист по электронным вычислительным машинам. Я занимал руководящие должности в вычислительных центрах Ленинграда, преподавал в Инженерно-Экономическом институте. Однако, после того, как в 1964 году я вышел из партии добровольно, я потерял возможность работать по специальности. А после тюрьмы, в которой находился с 1967 по 1976 год, я вовсе не мог получить никакой работы, кроме работы грузчика.
— А за что вы попали в тюрьму?
— В тюрьму я попал за попытку побега за границу.
— Тут что-то неясно… — возразил Секондмен, не глядя на меня, а обращаясь к представителям Министерства Иностранных Дел Индонезии.
— Не может быть, чтобы в нашей стране человек за попытку побега за границу находился в тюрьме 9 лет!
Я решил не вступать с ним в полемику и, поняв это, Секондмен перешел на другое:
— Так или иначе, но вы подумайте о своем будущем. Сейчас вас кормят. Но пройдет время и вам придется самим думать о себе. Специальность свою вы наверно забыли, ведь прошло много лет. Что вы будете делать? Да и не известно еще, захочет ли правительство США разрешить вам въезд в свою страну. В Индонезии же вас не ожидали, и очевидно не будут знать, что с вами делать. Было много случаев, когда люди, подобные вам, просили разрешения вернуться обратно в СССР через год или два, но это уже труднее. Сейчас же вернуться назад вам можно. Вам ничего не будет. Никаких последствий за ваш побег с теплохода вас не ожидает. Конечно, я приглашаю вас вернуться назад, если правительство Индонезии не будет возражать. Подумайте, а через два дня мы встретимся снова.
— Мое решение окончательное. И через два дня и через два года оно будет тем же самым.
— В таком случае я не буду больше говорить о вашем возвращении, и никто не будет принуждать вас к этому. Другой вопрос: может быть вам нужна какая-нибудь помощь со стороны Советского посольства?
— Нет, никакой помощи от Советского посольства мне не надо.
Наступило тягостное молчание. Через несколько минут Секондмен заговорил снова:
— Ну, тогда эта наша встреча последняя. Больше мы встречаться не будем. Мы все выяснили.
— Да, все ясно, — ответил я.
Секондмен о чем-то поговорил со своим соседом, сотрудником МИД Индонезии, затем встал и направился к выходу. К нему подошла миссис Рамадан и еще 2–3 человека. Затем миссис Рамадан, ее коллеги и офицеры полиции направились ко мне. Они: пожимали мне руку и поздравляли меня, а миссис Рамадан сказала, что я вел себя «как джентльмен». В то же время, она чисто по-женски заметила:
— А этот русский — симпатичный!
— Да! «Симпатичный!» — возразил я. — Говорит одно, а думает другое. Змей он, а не человек! Так бы и прыснул в меня ядом, если б только мог!
— Змей! мистер Змей! — подхватил, смеясь капитан Декок. — Вам надо было так и ответить на его приветствие: «Здравствуйте, мол, мистер Змей!»
Проводить меня на аэродром приехали консул США мистер Дэвид Ворф и представитель МИД Индонезии миссис Рамадан, а также мои индонезийские друзья супруги Райчоа с младшей дочкой Ритой.
— Поедем со мной в Америку! — предложил я Рите. В ответ девочка прижалась к своей маме. Прощание было самое трогательное. Миссис Райчоа и Рита поцеловали меня, а с остальными я попрощался за руку. Когда я прощался с миссис Рамадан, она сказала мне:
— Я бывала во многих европейских столицах, но ни одну из них не люблю так, как Афины, куда вы сегодня летите. Я бы с удовольствием побывала там еще раз!
Эскорт машин подъехал к огромному самолету ДС-10 с надписью «Гаруда» на фюзеляже. Там со мной попрощалась охрана и я поднялся по трапу в сопровождении полковника Абаса.
— Большое вам спасибо за все, — обратился я к полковнику в самолете. — Я всегда буду помнить гостеприимство, которое вы и ваша жена оказали мне в Амбоне, и я очень благодарен вам за мою безопасность.
Умное и волевое лицо полковника засветилось улыбкой. Медленно и четко выговаривая английские слова, чтобы я понял, он ответил:
— Мистер Юра, мы сделали для вас все, что могли. Желаю вам счастья в Америке! Напишите оттуда.
Потом он пожал мою руку и добавил с особенным ударением:
— А провожаем мы вас— по ВИП!
Через 45 минут наш самолет подлетал к Сингапуру. Сквозь иллюминатор в вечерних сумерках светилось множество якорных огней стоящих на рейде судов. Сингапур! Всю жизнь этот город стоял для меня в одном ряду со всем сказочным и экзотическим!