Родичеву не удалось получить согласия бригадного комитета на поддержку восставших, и тогда мы решили действовать самовольно. Сначала двинулась в город наша 5-я батарея из двух пушек; я командовал первым орудием. Позже вышли 4-я и 6-я батареи.
Отстранив часового у ворот, мы выкатили пушки на четверках сильных лошадей и двинулись по направлению к Никитским воротам, где засели юнкера. Наш путь лежал мимо Ваганьковского кладбища и Пресненской заставы.
На улицах было много рабочих с винтовками и красными повязками на рукавах пальто и курток. У Пресненской заставы строилась баррикада. Мужчины, женщины, даже дети подносили бревна, мешки с песком, какие-то бочки, ящики, ссыпали с носилок булыжник. Ребятишки с озорными криками шныряли повсюду. Они окружили нашу батарею и шли следом за ней, подняв такой гам и свист, что закладывало уши. Появление артиллерии вызвало ликование среди восставших.
— Ура артиллеристам!
— Теперь юнкерам крышка!
— Долбаните их, ребята, как следует!
Радостный подъем, уверенность в победе передались и нам. Мы готовы были разгромить всех юнкеров и жандармов в Москве, если те не сложат оружия.
Уже смеркалось, когда мы достигли Никитских ворот. Оттуда доносились стихающая винтовочная пальба и перестук пулеметов. Я доложил командиру красногвардейцев о прибытии двух орудий. Нам выделили отряд в полтораста штыков. Для стрельбы было уже темновато, и мы заночевали в магазине возле Никитских ворот, выставив возле орудий охрану. Юнкера до утра тоже затихли.
На рассвете провели разведку. Выяснилось, что из трехэтажного углового дома в конце Никитского бульвара (сейчас там стоит памятник Тимирязеву) пулеметы юнкеров простреливают всю улицу, за исключением тротуара с левой стороны. По нему-то и решили подкатить орудие на прямую наводку.
Когда посветлело, я приказал расчету первого орудия начать подкат. Восемь сильных солдат легко передвинули пушку по тротуару. Юнкера сразу открыли бешеный огонь из пулеметов и винтовок. У нас убило двух ездовых, двоих из отряда прикрытия ранило.
Рабочие контролировали Большую и Малую Никитские улицы, Спиридоновку, но выход на бульвар был закрыт. Стоило высунуться из-за дома — пулеметная очередь тотчас хлестала в угол, выкрашивая кирпичную кладку.
Орудие мы подкатили к дому юнкеров метров на двести. Первым же снарядом заставили замолчать пулемет на втором этаже, следующим снарядом подавили тот, что бил с нижнего этажа. Но тут заговорил еще один пулемет, с третьего этажа. Этот оказался на удивление живучим. Мы стреляли и стреляли, а уничтожить его не удавалось. Пришлось подкатить с Малой Никитской второе орудие.
Бой шел несколько часов. К вечеру трехэтажный особняк, в котором сидели юнкера, загорелся. Вспыхнуло пламя и в соседнем шестиэтажном доме (ныне там размещается ТАСС). Красногвардейцы опять двинулись на штурм и на этот раз почти без потерь овладели всем районом Никитских ворот, Тверским и Пречистенским бульварами.
Так была уничтожена застава Александровского военного училища. Юнкера потеряли здесь около ста человек убитыми, многие сдались. Это был самый упорный бой в нашем районе. Потом рабочий отряд разделился и двинулся по трем направлениям: на Тверскую, на штурм Александровского училища, где еще находились остатки юнкеров, и к Кремлю, в котором тоже сидели и ожесточенно отстреливались юнкера.
Наша 5-я батарея поддерживала отряд на Тверской улице, а подошедшие к этому времени 4-я и 6-я батареи навели орудия на Александровское училище. С этим очагом контрреволюции разделались быстро.
2 ноября солдаты и рабочие отряды, очистив от белогвардейцев весь центр Москвы, прорвались на Красную площадь и осадили Кремль. Вечером Военно-революционный комитет объявил о победе московского пролетариата и переходе власти в руки Советов.
Засевшие в Кремле юнкера, поняв бесполезность дальнейшей борьбы, прекратили сопротивление и сдались в три часа утра 3 ноября.