Вот почему я сижу в этом кафе, в глубине, подальше от больших окон. Я пришел намного раньше, но не по расчету и даже не для того, чтобы избежать фатальной невежливости — опоздать на первое свидание, нет — скорее, из-за нетерпения, думая, что, опередив время, я увижу ее издали и больше ее разгадаю. Мне даже приходится признаться себе, что в какой-то момент я подумал: сидя подальше, в глубине, у меня будет возможность уйти, если вдруг… Ужасная мысль… Нет, я заранее знаю, что мы понравимся друг другу, что дверь откроется точно в назначенный час и она появится в отблеске света между двумя створками двери; терраса расположена на южной стороне, и сначала это помешает мне разглядеть ее как следует; она войдет в ослепительном ореоле солнца, потому что эта женщина — не просто кто-то; сначала я увижу ее плечи, затем почувствую аромат, исходящий от мохера; эта женщина, сама не подозревая того, отомстит за нетактичность других — всех тех равнодушных, которые так и не сумели меня рассмотреть; эта женщина — моя компенсация за тех, кто прошел мимо меня, за незнакомок, не замечавших или пренебрегавших; да, это так, в какой-то момент в жизни должна случиться наконец счастливая встреча — в ответ на все часы, растраченные на мелькавшие вдалеке силуэты; но на этот, на этот раз женщина тихо остановится — женщина, вышедшая из неосязаемого мира, женщина, которая направится прямо ко мне… Это она, вот она, я ее вижу, это она, я это чувствую, я в этом уверен, чем ближе она подходит, тем больше это она… Она почти уже здесь, она не ищет меня взглядом, но узнает тут же, у нее на губах приличествующая случаю улыбка, немного недоверчивая. И я сразу же отмечаю, что она не из тех, на кого бы я оглянулся на улице, это точно. Это только в фильмах мужчины встречают женщин гораздо красивее себя, впрочем, с чего бы это? И с чего бы мне вдруг встретилось одно из великолепных созданий? Я некрасив и даже отдаленно не напоминаю какого-нибудь актера, это точно; я не из тех мужчин, на которых обращают внимание, я заурядный. Описывая себя ей, я немного схитрил — нет, метр восемьдесят и восемьдесят восемь килограммов действительно в наличии, но все это расположено совсем не так пропорционально, как на рекламных картинках у атлетов, я осознаю свою заурядность. В ней я тоже замечаю разочарование, это ясно, мы не очень нравимся друг другу. Мы — как двое выживших среди обломков, вокруг нас, и это очевидно, только что рухнул целый мир, развеялась мечта, улетучилось очарование долгих часов, проведенных в надеждах, в переписке; нет больше ночей, когда мы думали, что спасены, когда поддерживали разгоравшееся пламя убежденностью, что наконец-то нашли… И что же мы делаем теперь? Заказываем, скажем, два горячих шоколада, чтобы общаться хотя бы вкусом. Всегда, когда спускаешься на землю, сначала наступает момент нерешительности, а затем охватывает горечь, отбивая все желания, вплоть до желания говорить; это как с космонавтами, возвращающимися из полета, — когда они выбираются из тесного звездолета, их приходится поддерживать, даже нести.
Ну, хорошо, раз уж мы здесь, надо же сказать что-нибудь, обязательно сделать два-три комментария о встрече — именно в тот момент, когда она уже начинает действовать нам на нервы; и мы начинаем говорить о себе уже с позиции разочарования, мы больше приближаемся к реальности и меньше стараемся набить себе цену; теперь, когда мы говорим о себе, мы находимся в сфере осязаемого, а не иллюзорного образа, который хочешь создать о себе.
Начинаем все сначала. Что касается работы, все оказалось правдой — у нас действительно она есть, хотя не столь значительная и скромно оплачиваемая, что же до путешествий, которые мы в письмах обещали совершить, что же до всех этих безумных гулянок, о которых рассказывали друг другу, о выходных в Гренаде или Танжере, о неделе на Антилах, — мы понимаем, что даже если бы мы друг другу понравились, даже если бы искренне друг другом увлеклись, мы никогда бы их не совершили, хотя бы потому, что у меня нет на это средств, а она признается, что боится летать на самолете.
Что мы ищем в жизни? Нам не так нужен восторг, который испытывали открыватели новых континентов, — нет, мы ищем родственную душу, и чего мы хотим в глубине души, так это спокойствия, чтобы был кто-то рядом по вечерам, когда мы возвращаемся, чтобы этот кто-то подходил нам, как удобная одежда, чтобы он возился здесь весь день, ожидая нас; мы хотим искупить вину за чувство заброшенности, мы хотим любить, чтобы чувствовать себя не такими одинокими.