Антон молчит. Виктор ставит рюмку.
Виктор: Наверно, за ненужную встречу пить не стоит?
Антон: (Понимает, что его молчание становится неприличным). Нет, Вик, за радостную встречу.
Виктор: (С усмешкой) В чем же радость нашей встречи?
Антон: Во всем.
Виктор: (Смотрит очень насмешливо). Тебе необходим в друзьях слесарь ЖЭКа?
Антон: У меня был и есть друг: ты.
Виктор: Дружба подразумевает равенство.
Антон: Чего?
Виктор: Всего. В первую очередь, социального положения.
Антон: Во-первых, дружба предполагает взаимное понимание.
Виктор: А, во-вторых?
Антон: А, во-вторых, разве в детстве у нас было одинаковое социальное положение? Что-то не припомню.
Долгая пауза.
Виктор: Да, что толку, что мне было много дано: образование, воспитание, да и просто хорошее питание (пауза). Я мог позволить себе жить, согласуясь с собственным я (пауза). Теперь мы знаем, что благородные мысли рождаются только у сытых. Скажи, как может воспитывать ребенка человек, у которого вся жизнь: работа, еда, сон? Что может он позволить, а главное, чему может научить? Только благополучный может желать благосостояния ближнему. Человек должен быть сыт, сыт со дня рождения (пауза). Сколько примеров судеб, которые хранят память о голодном детстве, и страх, до конца дней, страх голода (долгое молчание). Я рос с тем, что жизнь для меня открыта со всеми ее перспективами. Ты рос с тем, что все, чего хочешь, надо добиваться непреодолимым трудом, расталкивая других, со страхом обвала в любой момент, Обвала всего, что с таким трудом добился. Я понимаю, что и ценишь ты свои успехи поболее, да и держишься более цепко (задумался).
Антон: Я слушаю.
Виктор: Кто сегодня ты и кто сегодня я. За семь лет сидения жизнь сломала меня. Это правда. А главное, что я узнал – это цену, которую нужно платить за благородство (пауза). Нужна ли она? Стоят ли результаты, такого количества погибших жизней и покалеченных судеб (грустно ухмыляется)? Я в твоих глазах жалкий сантехник, герой, переломанный судьбой (пауза). А может, соперник в жизненных предпочтениях (долгая грустная усмешка)? Или тот, кто другими путями, не такими как ты, шел к этой жизни (пауза)? Молчишь? Понимаешь, хотим мы этого или нет, у нас общее детство, в котором старались всех уравнять.
Антон: (Резко прерывает). За эти годы у каждого появились новые знакомые, но, ведь, никуда не делись старые. Ты обратил внимание, что в детстве мы сидели за общим столом, и сегодня тоже.
Виктор: Видимо, мы недооцениваем детские привязанности.
Антон: А я их и не оценивал. Просто рад, что они оказались сильнее предрассудков.
Виктор: Брось. Посмотри, как быстро убежали девочки.
Антон: Во-первых, они скоро придут, а во-вторых, правильно сделали: дали тебе возможность погасить смущение.
Виктор: Я не смущен.
Антон: Значит, им показалось (пауза). Вик, что случилось с тобой?
Виктор: Придется, повториться. Я с детства был сыт, доброжелателен, благороден (пауза). Если ты помнишь, меня интересовала душа.
Антон: Помню. Но сейчас вышеуказанные достоинства не соседствуют с полным желудком.
Виктор: Наверно (пауза). Я стремился к самоусовершенствованию, только не знал, до какой степени (пауза). Я даже не заметил, как стал врагом самому себе (пауза). Ты помнишь, как в нас вдалбливали любовь к человечеству, в которой нет ни капли любви к человеку.
Антон: Это ты понял только сейчас?
Виктор: Нет, но не так давно, как хотелось бы.
Антон: Ты продолжаешь самосовершенствоваться?
Виктор: Нет. Просто успокаиваю себя тем, что профессии физического труда нравственней, чем умственного.
Антон: Ты не хочешь рассказывать?
Виктор: Хочу. Я решил, что главная цель моей жизни – борьба за права человека. Я сделал этот шаг. Один шаг.
Антон: Его не нужно было делать?
Виктор: Не знаю. Но только те, кто возглавлял это движение, стремились, чтобы все было на виду, так сказать “под аплодисменты” (пауза). Но аплодисменты нужны актеру. А в данном случае – это заведомая фальшь. Понимаешь, делается, вроде бы, благородное дело, но с гнильцой.
Антон: Ты выходил на площадь?
Виктор: (С усмешкой). С группой товарищей.
Антон: Они потом тоже были товарищами?
Виктор: Не все.
Антон: Так что, правильно говорили древние: не заставляй человека переносить невозможное – он этого не выдержит.