- Нет… Когда мы принесли его в медпункт вокзала, он потерял сознание. Я попросил медсестру остановить кровотечение и наложить повязку. Она сказала… Возможно, боялась… Но она хотела, чтобы я был рядом. В это время раздался еще один выстрел. А секунд десять спустя началась стрельба. Я знал, что Мироненко и два дежурных милиционера обследуют прилегающий к переезду участок. Оставив Хмурого на попечение медицинской сестры, я побежал к переезду… Мироненко был уже мертв. Милиционеры лежали возле него и палили в кусты ежевики. Буквально пять минут спустя мы оцепили пустырь со стороны шоссе и по склону Бирюковой горы… Но никого не обнаружили. Вероятно, неизвестный стрелял из револьвера. И гильзы остались в барабане. Мы не нашли ни одной. Трудно предположить, чтобы оп собирал их в темноте.
- Дежурный по переезду допрошен?
- Да. Оказалось - женщина. Проверенный и надежный товарищ. Выстрелы она слышала. Но ни по путям, ни по шоссе мимо будки никто не проходил. Побывали мы и в поликлинике. Там тоже находились дежурные. А в лаборатории люди работают круглые сутки. И они слышали выстрелы, но выходить из помещения побоялись. Говорят, береженого и бог бережет.
Лохматый, как пудель, Золотухин приоткрыл дверь и, просунув голову, спросил:
- Мирзо Иванович, можно?
- Входи!
Золотухин шел плавно, словно скользил по паркету.
- Мирзо Иванович, а мы кое-что нашли.
- Неужели гильзы?
- Сразу гильзы. Пуп земли - гильзы… Кое-что поинтереснее.
И он положил перед Каировым крошечный белый лоскуток величиной с автобусный билет.
- На кустах ежевики висел.
- Ну и что? - не скрывая разочарования, спросил Каиров.
- Я высчитал условную траекторию полета пули. Линия шла под углом в тридцать пять градусов к железнодорожному полотну. Зная убойную силу револьвера, мне нетрудно было определить место, где стоял убийца. Когда я был маленький, Мирзо Иванович, физика и тригонометрия были моими любимыми предметами. Я и сам не пойму, почему позднее решил стать милиционером. Убийца стрелял с тридцати метров. Не попади он в переносицу, мы могли бы навещать Мироненко в больнице.
Каиров скептически улыбнулся:
- Милый мой, даже точные науки подчиняются законам логики. Если ты задумаешь кого-нибудь убивать осенней ночью, ты не станешь надевать ни белую блузку, ни куртку, ни халат… Или еще черт знает какую одежду, в которой будешь виден за километр.
- Однако факт налицо. Вы же первый, кто требует от нас фактов, и прежде всего фактов.
- Ты отнимаешь у меня время, - сказал Каиров со свойственной ему прямотой. - Но раз в мои обязанности входит и воспитание кадров, садись, наматывай на ус…
Каиров раздраженно поднял телефонную трубку. С усилившимся кавказским акцентом - первым признаком недовольства - сказал:
- Девушка, соедините с поликлиникой. Заведующего… Товарищ Акопов, это Каиров. Проконсультируйте меня по одному вопросу.
- Пожалуйста.
Кажется, у Акопова был громкий голос, а может, это целиком заслуга телефона, но Золотухин и Волгин отлично слышали все, что говорил заведующий поликлиникой.
- У вас в поликлинике кто-нибудь остается на ночь?
- Безусловно. Дежурный врач «Скорой помощи». Медицинская сестра. Кучер. Сотрудник в лаборатории.
- Скажите, они выходят ночью из здания поликлиники?
- Безусловно. В случае вызова «Скорой помощи»…
- И только?
- Безусловно. То есть не совсем безусловно. У нас нет канализации.
- Ясно. Людям приходится выходить ночью…
- Да… Но в туалете, если это слово здесь применимо, отсутствует электричество.
- Остается пустырь, - подсказал Каиров.
- Вероятно, так. Мне никогда не приходилось бывать ночью в поликлинике.
- Спасибо. Еще один вопрос. Ваши люди и ночью носят белые халаты?
- Безусловно.
- Как вы думаете, они снимают их, когда выходят э… на улицу?
- Думаю, что не всегда.
- Спасибо вам, товарищ Акопов.
Звякнула трубка. Каиров довольно посмотрел на Золотухина.
- Вот так, милый сыщик… Надо бы помочь докторам. Послать к ним электрика. И у нас, глядишь, время зря бы не пропадало.
Золотухин - большой артист. У него на лице одно, а про себя другое. Он сейчас не хочет раздражать начальника. И всем своим видом демонстрирует - сдаюсь, ваша взяла.
А Каиров любит, чтоб брала именно его… Вот он вышел из-за стола, заложил руки за спину и не спеша начал ходить от двери до окна… В кабинете стоял густой сумрак, но Каиров не включал свет. Он не хотел зашторивать окна. Потому что в свои пятьдесят лет был полным человеком, страдал одышкой и предпочитал свежий воздух всем другим благам.