ЖЕНЩИНА (отдает ему пустой стакан). Еще!
Феликс приносит еще воды. Женщина пьет. Оба сидят голые на краю кровати, и каждый думает о себе.
ЖЕНЩИНА (ласково). Хотите есть?
ФЕЛИКС. Всегда.
ЖЕНЩИНА. Пойду, что-нибудь придумаю.
ФЕЛИКС. Оставьте в покое мою кухню!
ЖЕНЩИНА. Табу?..
ФЕЛИКС. Вернитесь к своему мужу. Приготовьте ужин ему.
ЖЕНЩИНА. Он так поздно не ужинает.
Феликс подскакивает и с размаху швыряет вниз пепельницу.
ФЕЛИКС. Он будет есть всё, что вы ему приготовите! Сутки напролёт!
ЖЕНЩИНА (спокойно). Сутки напролёт я не готовлю.
ФЕЛИКС. Плохо! (Бросает в стену стакан.)
ЖЕНЩИНА. Успокойтесь. Я ухожу.
Она одевается.
ФЕЛИКС. Все меня бросают.
ЖЕНЩИНА (одеваясь, тихо). Сам виноват.
ФЕЛИКС. Я виноват! Я раб! (Бросает в стену тарелку.)
ЖЕНЩИНА (задерживаясь у двери). Я приготовлю ужин своему мужу.
ФЕЛИКС. Спасибо.
ЖЕНЩИНА. Пожалуйста.
Она уходит.
Феликс и мать стоят на берегу моря. Она моет ноги. Он берет ее на руки и несет по песку к скамейке. Мать смеется. Держит в руках босоножки, через плечо полотенце.
МАТЬ. Сумасшедший, отпусти! Я ведь не девочка!
ФЕЛИКС. Это точно! Весишь, как хороший мешок картошки!
МАТЬ. Потери тяжелы, молодой человек! Когда будешь в моем возрасте…
ФЕЛИКС. …потеряю жену, машину, хорошую работу, пару друзей и, если повезет, несколько зубов. Но от этого, насколько понимаю, буду весить меньше.
МАТЬ. Самое главное – сохранить голову. Тогда будет и всё остальное.
ФЕЛИКС. И душу.
МАТЬ. Неуправляемая душа – опасна. Отпусти, я сама.
ФЕЛИКС. Только до скамейки. Ой, мама! (Она ударяет его босоножками по спине.)
МАТЬ. Я забияка!
ФЕЛИКС. Красная макака. (Сажает мать на скамейку.)
МАТЬ. Кого кроме меня еще носишь?
ФЕЛИКС. Выпачкалась. (Вытирает ногу матери и надевает босоножку.)
МАТЬ. Феликс…
ФЕЛИКС. Мам, моя личная жизнь не совсем уж безнадежно не удалась…
МАТЬ. Носишь или нет?..
ФЕЛИКС. Ношу иногда…
МАТЬ. И слава Богу.
ФЕЛИКС. Которому на нас наплевать?
МАТЬ. Всё еще злишься?
ФЕЛИКС. Уже нет. Другую ногу. (Вытирает другую ногу и надевает босоножку.)
МАТЬ. Веришь, что всегда любила твоего отца?..
ФЕЛИКС. У меня нет иного выхода.
МАТЬ. Мы были первыми друг у друга.
ФЕЛИКС. Теперь так не бывает.
МАТЬ. А в мое время случалось… В том году я и море впервые увидела. Его окутывал белый свет… Свет исполнения. В нем все и началось. Долго смотрели друг на друга, пока не осмелились прикоснуться. Пока обуздали страсть и осмелились показать ее друг другу… А потом безумно долго учились заниматься любовью… Ничего, что рассказываю?.. О, всё забываю, что ты уже взрослый. Моё тело было упругим и застенчивым, оно долго не хотело впустить твоего отца. Но страсть его одолела. И тогда я взорвалась над морем, и всё залил белый свет… Когда наши тела освоились с радостью близости, которая мешала спать, есть, учиться, общаться с другими, мы научились плавать друг в друге. Отражая образ лежащего под нами мира. Так мы зачали тебя. Чуть смутившись от охватившей нас серьезности. Чуть отяжелев от пробежавшей по коже дрожи… Веришь?
ФЕЛИКС. Верю, мама. Верю.
МАТЬ. Ты иногда приходил, когда мы занимались любовью. Стоял рядом и ковырял в носу.
ФЕЛИКС. Я еще не родился тогда…
МАТЬ. Нет, но уже собирался. И у тебя был маленький светящийся пальчик…
ФЕЛИКС. Не помню.
МАТЬ. Где уж.
ФЕЛИКС. Мам, а Винцас?..
МАТЬ. А что – Винцас?
ФЕЛИКС. Ты его не любила?
МАТЬ. Никогда.
ФЕЛИКС. Тогда зачем?..
МАТЬ. Ведь ты мужчина. Должен бы понять. Похоть…
ФЕЛИКС. Понимаю… Похоть.
МАТЬ. Пять лет ухаживала за твоим отцом. День и ночь жили в вони гниющего тела. Я должна была быть… сильной. А чувствовала себя такой одинокой! Когда вечерами начинала выть собака, сама не всегда сдерживалась. Такой же вой гнездился во мне. Неиспользованное тело женщины становится печальным и непредсказуемым… За это я злилась на твоего отца.