После узкого Каньона ей снова захотелось ввысь. Высоко! Еще выше! Еще! Как только возможно. До предела изнывающих от напряжения крыльев, пока не потемнело в глазах, не стало хватать воздуха для дыхания, не пропал голос для крика.
Там, в невероятной вышине, замереть на грани между жизнью и смертью… и камнем свалиться вниз. Разве что-то может сравниться с подобным падением?
Ни банджи, ни затяжной прыжок с парашютом...
Оглохнуть от пронзительного, как визг, ветра…
Чтобы снова нырнуть в узкую реку каньона.
Наверное, полет стоил слишком много сил, откуда тогда появилось желание испытать мощь изогнутых саблями когтей и острого клюва? Зачем взгляд начал охватывать камни в поисках жертвы?
Только не это! Человеческая сущность, вплетенная в сущность степного орла, протестовала и боролась с призывом охоты, пока не закончился каньон и снова не открылась плоская равнина, которую, как и Песочницу великанов, не коснулась весна, словно дожди не нашли сюда дороги… Ана увидела врезанный в землю каменный крест Мадигве.
Птица застыла над таинственным местом, переваливаясь с одного потока воздуха на другой, и в музыке ветра Ана услышала два голоса, которые не смогла бы забыть или спутать ни с чем другим. Призыв двух камней, что она принесла в этот мир из другого… или вернула? Тонкие и удивительно чистые голоса грандидьеритов сверкали блестящими нитями в хоре других звуков. Нити тянулись к ней и касались земли с одного угла креста. Ближе и ближе выхватывало место соединения орлиное зрение, пока стремительным ударом не навалилась чернота, выбрасывая Ану из тела птицы на обрыв, к Истинному, державшему ладони на ее шее.
Почувствовав, что она вернулась, жрец тут же убрал руки и заставил оглушенную и растерянную девушку сделать несколько шагов от края обрыва.
– Что это было, – выдохнула она, не в силах справиться с переполнявшими ее чувствами.
– Видение. Что ты видела?
Как обычно, Истинный только спрашивал и если говорил, так только то, что считал нужным.
Почему ее не отпускало ощущение, что он знал, где летала птица Ана, и смотрел ее глазами? Или наоборот – птицей был Истинный и позволил быть вместе с ним? Или что-то показывал?
Ана смотрела на лицо мужчины. Несмотря на противоречивые чувства, что были связаны с ним, она привыкла к облику жреца, хотя предпочитала смотреть на него сбоку. Видеть две разительно отличающиеся стороны головы сразу было странно. Сколько бы Ана не пряталась за неприязнью, ее влек этот мужчина, завораживал своими руками, притягивал взгляд тонкой вязью татуировок на висках. Всегда украдкой, она пыталась запоминать знаки, чтобы потом, в тишине своей комнаты, попробовать расшифровать. Но у нее не получалось отделить их друг от друга, не хватало времени, чтобы правильно запомнить переплетения линий. Как в древних книгах, которые мучили множеством вариантов трактовки одних и тех же слов, так и символы на висках Истинного могли читаться по разному.
Мужчина больше не казался ей непривлекательным. Связанные с ним тайны и глубокий взгляд давно нарисовали завораживающий рисунок на его лице, придали значения казавшимся раньше невзрачными чертам. Но больше всего притягивал его голос – находясь с жрецом, Ана иногда специально закрывала глаза, чтобы почувствовать бархатный тембр, окунуться в реку звуков, иногда напоминающих пение. То самое, что было не от мира людей, подслушанное у Богов или Вселенной… Которое все народы во все времена пытались повторить вокруг алтарей и в церквях, надеясь, что высшие силы их услышат.
– Вы не хотите мне что-нибудь объяснить? – спросила она без надежды на ответ.
– Этого не требуется.
Истинный шагнул к ней, снова до боли сжал плечо и перенес на улицу перед воротами в имение Мелины.
– Возьми, – жрец протянул ей небольшой амулет в виде отшлифованной монеты, – это для связи с Дэшем. Если захочешь позвать его, приложи камень к запястью.
– Зачем?
Вместо ответа Истинный показал на открывшиеся ворота и когда навстречу вышел охранник, не прощаясь, исчез.