Девочку, одетую в кремовое платье с открытой спиной, вывели к алтарю родители. Она вложила свою маленькую ручку в ладонь жреца и ступила на круглый камень. Удивительная смелость пятилетнего ребенка впечатляла. Его хорошо подготовили к церемонии.
В какой-то момент Ана перестала смотреть по сторонам и растворилась в том, что происходило перед ее глазами. Сердце билось медленно, как если бы она впала в транс, и каждый удар повторял неторопливый ритм пения служек. Взгляд был прикован к алтарю.
Девочка сидела к амфитеатру лицом. Жрец возвышался над ней черной тенью. Руки Истинного, скрытые широкими рукавами, то двигались плавно, то взлетали резкими движениями вверх и в стороны, отчего казалось, что за спиной ребенка бьется огромная темная птица.
Даже сквозь пение служек Ана поймала короткое детское всхлипывание и увидела, как сжались узкие плечики – значит, длинная игла коснулась нежной кожи. Прошло несколько мгновений, и девочка расслабилась, а еще через несколько на детское лицо вернулась легкая улыбка.
Сидела ли когда-то Ана так же, покорно отдавшись на милость чужой воли? Блуждала ли на ее лице отстраненная улыбка, пока чьи-то руки наносили на спину татуировки? Возможно. Но вряд ли Ана смотрела в заполненный зрителями амфитеатр. Скорее всего – не было ни одного зрителя. И рисовавший красными чернилами жрец закончил работу неизвестным знаком, заставившим все символы исчезнуть на долгие годы. А вместе с ними и все воспоминания о нем.
Ана давно решила – если представится случай, она обязательно получит эти чернила. Те, которые не просто наносят знаки, а способны наделять их силой. Или менять.
Сегодня. После церемонии. У нее всего один шанс.
Сколько продолжался ритуал, определить было сложно. Монотонное пение и дурманящие ароматы сделали восприятие времени почти невозможным. Действие казалось бесконечным, но не утомляло. Только темнота, накрывшая амфитеатр, говорила о том, что с момента начала церемонии прошло не менее часа. Две фигуры, заключенные в круг из горящих свечей, завораживали и не отпускали взгляд. Истинный почти слился с темнотой. Только его руки, подсвеченные танцующим огнем свечей, продолжали биться огромными крыльями. Маленькая девочка в светлом платье казалась ночным мотыльком, опутанным дрожащей сетью из плясавших на ее лице и платье отблесков. Глаза девочки были закрыты, словно она заснула, и ее тоненькое тельце заметно покачивалось под звуки высоких мужских голосов.
Это видение оставалось с Аной надолго. Даже после окончания церемонии, когда Мирн увлек ее вслед за первым зрителями, покидавшими амфитеатр, она продолжала видеть ребенка-мотылька и черную птицу над ним. Друг же спешил отвести Ану в ее комнату, укрыв от нежелательного внимания. Утопавший в огнях дворец готовился к торжественному пиру, на котором ей запрещено было присутствовать.
– Чем напоили девочку, что она не чувствовала боли? Или это были дурманящие травы? – спросила Ана, вспоминая умиротворенное детское лицо.
– Чернила. Знаков наносилось много. Не забывай – Рорри через пятнадцать лет будет двадцать, значит, она сможет учавствовать в следующем Отборе. Ну, если у Ларса ничего не получится. Тем более, дар у нее слабенький, значит, ей ставили кучу символов на усиление способностей.
– Представляю, что было за зрелище, когда разрисовывали Ларса, – усмехнулась Ана. Они уже находились в плохо освещенной части замка, в дальнем крыле, где располагалась комната девушки. – Ты тоже сидел вот так на большом алтаре?
– Я? – Мирн тихо рассмеялся. – Что ты. Меня клеймил жрец Закатных в маленькой каморке для прислуги, и я смотрел на пустые стены. Не скучай! – сказал он, останавливаясь у двери в покои Аны. – Знаю, что тебя все это жутко злит и раздражает, Найденыш, но потерпи, пожалуйста. Так надо.
– Так надо, – повторила Ана. – Кому? Только не мне. Добавь еще – доверяй Ларсу, он все решит.
– Правильно, – Мирн дотронулся пальцем до ее носа. – Доверяй Ларсу. И он обязательно все решит.
– Не слишком ли ты в него веришь? – съязвила она.
– В самый раз. И не пытайся сделать вид, что сомневаешься в его организаторских способностях.