Крисси, Мэтт и Рейчел тут же вскочили со стульев. Джеймс остался на месте.
– О Боже, – тихо произнес он.
Сабина вышла из патио и увидела Бет, которая играла с куклами, сидя на пороге сарая. Словно балетные танцоры, друг за другом они вступили на газон и обратили взгляды на крышу дома. Джесси стояла на коньке черепичной кровли, рядом с голубятней, ухватившись за флюгер. Одежды на ней не было.
– Не кричите на нее, – предупредил Джеймс. – Никакого волнения. Нельзя, чтобы она почувствовала панику или тревогу. Будет только хуже.
– Merde! [22]– выругалась Сабина.
Мэтт сложил ладони рупором.
– Что ты там делаешь, Джесс? – спросил он ровным голосом.
Джесси не снизошла до ответа. Она продолжала пристально вглядываться в горизонт поверх их голов, словно бы за чем-то наблюдая. Ее лицо заливал румянец – то ли от напряжения, то ли от гнева.
– Ради бога! – закричала Сабина. – Почему ты так себя ведешь?
– Сабина! – свистящим шепотом одернул ее Джеймс.
– Знаешь, Джесси, там, наверху, кажется, не совсем безопасно, – предприняла попытку Рейчел.
Джесси наклонила голову, чтобы посмотреть на Рейчел.
– В каждой красивой женщине, – произнесла она хриплым голосом, почти не похожим на ее собственный, – есть кишка, набитая добрым килограммом дымящегося дерьма.
Все без исключения уставились на нее. Бет тоже подошла взглянуть, что происходит.
– Иди в дом! – приказала ей Сабина.
– Почему Джесси на крыше? – поинтересовалась Бет.
– Уйди в дом! Уйди в дом! Уйди в дом! – завопила Сабина.
В ее исказившемся лице проступило нечто странное, почти демоническое. Бет скрылась в доме.
Доминика прошла в сарай, пробормотав что-то насчет лестницы, которую надо принести.
– Милая, можно мне с тобой поговорить? – спросил снизу Джеймс. – Могу я поговорить с тобой?
– Мы все умираем, так или иначе, – выкрикнула Джесси. – Вы начинаете умирать с той минуты, как рождаетесь. Все живое разрушается. Гниет. Разлагается. Везде вонючие трупы. – Она сковырнула носком черепичную плитку, и та соскользнула с крыши. Им пришлось отскочить в сторону, когда она разлетелась вдребезги. – Все, что вы едите. Все, чего вы касаетесь. Если вы занимаетесь сексом, вы занимаетесь этим с умирающим.
– Хотела бы я знать, – хрипло произнесла Сабина, понизив голос, – кто набил ей голову такими мерзостями.
Сабина с трудом пыталась сохранять спокойствие. Она понимала, что Джеймс совершенно прав. Раньше им уже неоднократно доводилось попадать в подобные положения, и они успели понять, что негодовать и возмущаться не имеет смысла: накал страстей приводил к повышению температуры, а когда температура повышалась, Джесси захлестывали хаотические эмоции. Порой она теряла сознание. А если она лишится чувств сейчас, то может упасть с крыши.
– Вся земля, – продолжала вещать Джесси, – навоз. Это значит – дерьмо и мертвечина. И все, что на земле произрастает, на самом деле кормится мертвечиной или дерьмом умирающих существ…
– Прекрати это, – твердо распорядилась Рейчел. – Прекрати сейчас же.
– Вы не можете это прекратить, – объявила Джесси. – А внутри каждого человека…
Внезапно флюгер немного отклонился в сторону. Джесси воззрилась на флюгер с таким видом, как будто ей только что открылось знамение свыше.
– Он поворачивается! – произнесла она. – Это означает, что меняется погода.
Вернулась Доминика с лестницей. Крисси помогла ей приставить лестницу к крыше. Мэтт предложил, чтобы именно он поднялся наверх, но Крисси его остановила.
– Джесси, могу я подняться к тебе? Можно мне подняться и поговорить?
– Нет.
– Только мы, девочка. Я и ты. Девичий разговор. Ты же знаешь, девочкам иногда необходимо посекретничать.
Джесси обдумала предложение.
– Ты можешь подняться. И Рейчел. Но больше никого. И еще одно условие.
– Какое?
– Вам придется раздеться.
Доминика, Сабина, Джеймс и Мэтт сидели на кухне и пили кофе. Бет тоже присутствовала за столом, всем своим видом демонстрируя важность привилегии, которую ей предоставили, разрешив присоединиться к взрослым по случаю чрезвычайных обстоятельств. Уткнувшись взглядом в свою чашку, Джеймс погрузился в размышления. Сабина потратила некоторое время, чтобы пространно объяснить Доминике на французском языке неприглядные особенности натуры Джесси, ее капризный, изменчивый нрав, ее склонность к шокирующим выходкам. Прихлебывая кофе, Доминика сочувственно кивала головой. Остальные сидели молча.
Доминика пришла к заключению: если Джесси вела себя подобным образом и раньше, тогда вряд ли это можно считать кризисом.
– Alors, c'est normal [23].
Сабина согласилась:
– Oui, c'est normal [24].
– Да уж, – посмеиваясь, произнес Мэтт. – Три особы женского пола в чем мать родила восседают на крыше нашего gоte [25]. Что может быть нормальнее?
– Ты считаешь это забавным? – резко бросил Джеймс.
– По правде сказать, да. Очень забавным. Действительно очень забавно.
– Может быть, тебе удастся объяснить, что тут веселого, тем из нас, кто не наделен твоим исключительным чувством юмора.
– Я постараюсь. – Мэтт начал входить во вкус. – Сабина, переводи, пожалуйста. Мне не хочется, чтобы Доминика подумала, будто у нас какая-то перепалка, а не просто обсуждение. Я нахожу это забавным потому, что ты, Джеймс, из кожи вон лезешь в погоне за совершенством. Ничего страшного в этом нет, очень многие ведут себя подобным образом. – (Сабина обеспечивала синхронный перевод.) – Но только у тебя есть эта твоя дочь. Храни ее Господь, я так к ней привязан! Она незаурядна. Воистину потрясающий ребенок. Мне бы хотелось, чтобы она была моей дочерью. Но она не совершенна. И это создает тебе гораздо больше проблем, чем кому-нибудь другому. Ты надеялся, что этот отпуск сведется к прекрасным винам, изысканной еде и утонченной беседе в кругу веселых прожигателей жизни. Но вместо этого чего мы дождались? Три женщины сидят голышом на крыше и толкуют про трупы… если я правильно понимаю.
– Прекрасно, – перебил его Джеймс. – Сабина и я счастливы услышать, что наша семейная беда способна тебя повеселить.
Сабина не переводила слова мужа, а Мэтт сказал:
– Не втягивай в это дело Сабину. Я говорю о тебе.
– Выходит, я один умудряюсь поднять тебе настроение? Что ж, не стесняйся, можешь и дальше надо мной потешаться. Мне бы не хотелось как-нибудь ненароком испортить тебе веселье.
– Это не я смеюсь над тобой, Джеймс. Это – жизнь. Жизнь смеется над тобой.
Джеймс устремил на Мэтта злобный взгляд.
Доминика заставила его отвести взгляд от приятеля, вмешавшись в разговор и с трудом подбирая английские слова:
– Я согласна. Жизнь не совершенна. Так и должно быть.
По-видимому, благоразумная реплика Доминики возымела желаемый результат: ссора, грозившая перерасти чуть ли не в кровную вражду, теперь выглядела просто как дискуссия. Но у Джеймса был такой вид, словно ему не терпелось выгнать ее из кухни.
– Я что-то неправильно сказала? – тут же переспросила она.
– Нет, все правильно, – успокоила ее Сабина. Затем она повернулась к мужчинам. – Но все намного сложнее. Одна из этих женщин на крыше отравляет ум моей дочери.
Заставив «этих женщин» подняться к ней на крышу, Джесси сама не знала, что будет с ними делать.
– Здесь наверху очень мило, – отметила Рейчел. – Только, похоже, от этих черепиц у меня ожог на заднице. Ты ведь и не подумала меня предупредить, Джесси, что черепицы такие горячие.
– Нужно их попросить, чтобы нам переправили сюда напитки, – заявила Крисси. – Может быть, мы сможем спустить ведро на веревке. Как вы думаете, могли бы они доставить нам ужин на крышу?
– Я не собираюсь торчать тут всю ночь, – возмутилась Джесси.
– А почему бы нет? – спросила Рейчел. – Отсюда потрясающий вид.
Джесси оставалось только согласиться. Вечернее солнце низко висело на западе, посылая поверх отдаленных меловых холмов теплые лучи красного цвета, похожие на лопасти гигантской турбины. От прокаленной земли поднимались волны тепла. Вдали от дома тянулись акры высокой кукурузы с прямыми и жесткими стеблями. Едва заметное шевеление среди кукурузы внушало мысль о присутствии неугомонных духов, и синий свод небес казался беспредельным.