Машина автоинспекции стояла у шоссе, на краю деревни, и два инспектора поочереди направляли измеряющий скорость прибор навстречу проносящимся автомобилям, надеясь перехватить нетерпеливого, превышающего скорость лихача. Но видимо автомобили, заметив засаду, мигали встречным машинам, и водители сбавляли скорость, медленно и чинно, с усмешками на лицах, проезжали мимо притаившихся ловцов.
— Надо менять место. Здесь ничего не обломится, — с раздражением произнес толстенький автоинспектор с белесыми поросячьими ресницами, — Время обедать, а у меня десять рублей в кошельке.
— Зато вчера кошелек лопался. Пошерстили дальнобойщиков и тех двух, что плохо закусывали, — ответил второй, с острым кадыком и голодными глазами хищной птицы.
— Надо менять позицию. Давай туда, где кусты на повороте и сплошная линия, — произнес первый, ловя прибором дорогую Хонду, разочарованно читая электронную цифру «60».
— Дождемся здесь ВМВ «три шестерки». Ее по трассе до Москвы все посты ведут. Говорят, вся золотая. На ней сын вице-премьера ездит. Какого хрена его в наши края занесло?
— Вот бы с такой ДТП случилось, и кусок золотого бампера отвалился. Я бы его подобрал и пустил на золотые коронки.
— Да у тебя, вроде, зубы нормальные.
— Золото лучше во рту хранить. Так надежнее.
Они услышали шелест приближавшейся машины. Невидимая, она приближалась к повороту, и внезапно, горя, как жар, окруженная солнечным заревом, вылетела из-за деревьев. Золотая, пылающая, охваченная драгоценным светом, приблизилась, полыхнула в лица инспекторов солнечным ветром. Оба, разглядев магический номер «666», отдали честь мелькнувшим тонированным стеклам. Диво исчезло, а в глазах все еще чудился огненный слиток.
В патрульной машине зашелестела рация. Окруженный тресками и хрипами голос возвестил:
— Внимание, всем постам! В населенном пункте «Искра Октября» совершен наезд! Необходима скорая помощь! Внимание, всем постам!..
Оба инспектора кинулись в машину, развернулись и помчались в поселок «Искра Октября», где был сбит человек.
Галина Тереньтева лежала, разбросав ноги, в луже густой черной крови, мертвенно закатив глаза. Вокруг собрались люди. Машины, замедляя скорость, боязливо огибали страшное место. Небритый, нетрезвый мужичек в поношенном пиджаке и нахлобученной кепке, свидетель происшествия, обращаясь к собравшимся, хлопал себя по бедрам, приседал, словно хотел взлететь:
— Она, бляха-муха, как побежит, а он, бляха-муха, как хер золотой, рванет. Она, бляха-муха, вперед, а он, бляха-муха, рубанул ее и смылся, как черт. Золотой, ей Богу, золотой! Я с утра ничего не пил!
— Надо бы Антону Тереньтеву в автопарк позвонить, что Галину сбило, — тихо охнула пожилая женщина с продовольственной сумкой.
— Надо Клавдии сообщить, что была у нее дочь и внук без пяти минут. А теперь ни внука, ни дочери, — вторила ей другая, опираясь на палку.
От домов к дороге бежала рыхлая немолодая женщина, простоволосая, в растерзанной кофте. Переваливаясь по-утиному, хватала впереди себя воздух:
— Галенька, доченька моя ненаглядная! Да что же это с тобой приключилось!
Какая же такая беда на тебя накатилась! Как же мне теперь без доченьки и без внучика жить! И зачем ты из дома ушла на свою беду! Говорила тебе, не ходи, пенсию мне принесут, дам тебе двести рублей! А теперь не коляску, а гробик тесовый ему покупать! И за что же нам такая лютая смерть! Кто же нам такую лютую смерть посылает!
И уже завывала на краю поселка скорая помощь, разбрасывая вокруг фиолетовые ядовитые вспышки.
Отец Павел лежал среди лампад, касаясь восковыми пальцами холодного лба, покрывавшей впалую грудь бороды, худых узких плеч. Его тело было почти безжизненным, между телом и жизнью почти отсохла утлая пуповина, сквозь которую в плоть больше не вливались витальные силы и живительные соки. С жизнью его соединяла только молитва, которая, уносясь в небеса, возвращалась обратно с малой толикой чудесной энергии, питавшей душу.