— Я тебе не помешаю. Хочу только собрать свои вещи.
Йойкич смутился еще больше.
— Никаких твоих вещей тут нет. Я нашел стол пустым. Впрочем, посмотри сам.
Байкич открыл один ящик (тот, в котором лежала тетрадка Ясны) — он был пуст, замок сломан. Он повертел в руке ненужный теперь ключ, хотел снова положить его в карман, но передумал и быстро сунул в ящик.
— Значит, взломали?
— Поверь, меня тут не было.
— Ну, а если бы и был? Бурмаз здесь?
Байкич удивился своему спокойствию.
— Нет.
— Распопович?
— Нет.
— Так кто же теперь распоряжается?
— Я временно заменяю господина редактора.
— А разве вообще у вас есть редактор? Я, видишь ли, думал, что вы… как-то так… А разве вас еще не продали? — Байкич вдруг стал серьезным. — Но что вообще, черт возьми, тут делается? Где Андрей? Может быть, и его уволили?
— Нет. Андрей… — Йойкич избегал взгляда Байкича. — У Андрея большая семейная неприятность. Мне не следовало бы и говорить об этом.
Предчувствие чего-то омерзительного овладело Байкичем.
— В чьих интересах… Андрея или «Штампы»? Или господина — как бы сказать — владельца? Как видишь, и мы кое-что знаем.
Йойкич не ответил. Присутствие Байкича становилось ему все неприятнее. Байкич сел на край стола.
— Тебе хотелось бы говорить со мной официальным тоном, потому что, как ты думаешь, это в твоих интересах, а все-таки, признайся, тебе стыдно! И все равно ты стоишь ближе ко мне, хоть и кутишь иногда с господином владельцем… я имею в виду господина Миле.
Йойкич покраснел и посмотрел на Байкича.
— Нет. Ты слишком плохого обо мне мнения. Но есть вещи, о которых некрасиво говорить, если человек узнал о них не вполне корректным образом. — Он помолчал. — Дочь Андрея исчезла, утром ее отпустили из полицейского управления, а домой она не вернулась, и какой-то мальчик еще до полудня принес от нее письмо Андрею…
— Погоди, причем тут полицейское управление? — Байкич вскочил.
— Такая мерзость, такая ужасная мерзость! Не спрашивай, пожалуйста, и так узнаешь.
— Но почему полицейское управление, не отвиливай?
— А ты не скажешь, что узнал от меня?
— Дурак! Кому я скажу? Господину редактору? Или господину директору?
— Я услыхал случайно — понес рукопись редактору, а дверь в кабинет директора была открыта, и вот… Распопович был вне себя и орал на Бурмаза как на осла.
— Опять не обошлось без Бурмаза?
— Насколько я слышал, да…
— Но ты знаешь и остальное, знаешь все с самого начала?
— Да это всем известно, Андрей уже несколько дней не может протрезвиться; все знали, что он должен получить пятьдесят тысяч — столько, кажется, требовала его жена, а они предлагали всего пятнадцать как будто, чтобы избежать суда.
Только очень большая дружба… Байкича начала мучить мысль: если бы он проявил внимание, то, возможно, уберег бы Андрея от этого последнего унижения; Андрей пропал — это было ему ясно, но не следовало бранить его, оставлять одного. Он пробормотал:
— И что же… получили они?