Они двинулись дальше. Подошли к самому зданию «Штампы». Прислушались. Оттуда не доносилось ни звука.
— Ротация не работает.
Вошли в вестибюль. Полное освещение, тишина и безлюдие.
— И линотипы не работают, — прошептал Байкич.
Пе́трович остановился.
— Не работают.
Они продолжали подниматься. В помещении стенографистов — никого. В помещении архива — никого. Лампы на столах были зажжены, все было на своих местах, и отсутствие людей казалось каким-то дурным сном. Пе́трович почти бежал. Дверь большой комнаты была приоткрыта. Пе́трович толкнул ее ногой. В одной половине комнаты стояло и сидело около двадцати человек, в другой, развалившись в кресле, с сигаретой в зубах, сидел директор Распопович в единственном числе. Окна были закрыты, и от дыма едва можно было дышать. Все головы повернулись к вошедшим. Вопросы были излишни.
— Да, — подтвердил Пе́трович.
Послышался легкий стон, потом тихие голоса. Возле того места, где сидел Андрей, произошла суматоха.
— Да, господин директор, да, — возвысил голос Пе́трович.
Распопович, не торопясь, потушил сигарету, потом поднялся. Его белесые, рыбьи глаза ничего не выражали.
— А теперь, господа, прекратите эту комедию!
— Да, — закричал Пе́трович, подбежав вплотную к Распоповичу. — Вы ничего не понимаете? Или вы оглохли?
— Я требую, чтобы через пять минут каждый занял свое место. — Распопович был невозмутимо спокоен; он играл своими карманными часами.
Некоторые из аотрудников заколебались и отделились от группы.
— Ни с места! — закричал Пе́трович хриплым голосом.
— Пе́трович, вы уволены.
— Вот уже час как я сам ушел в отставку.
— И каждый, кто сейчас же не вернется на свое место, будет уволен, уволен без выходного пособия. — Распопович положил часы в карман. — А вас, Пе́трович, прошу немедленно покинуть помещение редакции. Байкича тоже.
— Да что вы говорите?! Не собирается ли случайно господин директор позвать полицию?
— Если через пять минут…
— У вас все делается в пять минут!
— Я позову полицию.
— Номер телефона триста пятнадцать!
— Вы думаете, что поступаете очень умно!
— Не знаю, во всяком случае справедливо.
— Справедливо! По отношению к кому? — И Распопович неожиданно расхохотался. — По отношению к тем, кто останется без места и без вознаграждения? Пусть будет по-вашему!
— Подлец!
— Но остаются в силе судебная ответственность и убытки, причиненные газете. А теперь, господа, спокойной ночи!
Распопович повернулся и твердой походкой направился к выходу.
— Господин директор! — послышался робкий голос.
Распопович остановился.
— Дайте нам возможность работать, — продолжал тот же голос.
— Желает еще кто-нибудь работать?
— Я.
— Я.
— И я.
Голоса становились все увереннее.
— Мне чрезвычайно жаль, господин Пе́трович. Вы видите, что я принужден воспользоваться вашим советом. Номер триста пятнадцать, правильно ли я запомнил?
Распопович хотел уже вернуться, но его остановили раздавшиеся в коридоре голоса. Женские и мужские веселые голоса, — кто-то мог смеяться в такую минуту. Байкич все это время стоял неподвижно у двери. Смех ударил по нему плетью. Он обернулся. В голове была только одна мысль: сделать все, чтобы Андрей не слышал смеха. По лестнице поднимались госпожа Марина, Кока и Бурмаз, а впереди шел Миле Майсторович. Кровь бросилась в голову Байкича, у него потемнело в глазах.
— Уйдите отсюда! И прекратите смех!
От неожиданности Миле остановился. Дамы перестали смеяться. Миле, ничего не поняв, захохотал еще громче. Бурмаз вспыхнул.
— Что вам здесь надо?
— Назад!
— Mais il est fou![41] — воскликнула Марина. — Защитите нас ради бога!
Миле продолжал бессмысленно хихикать. Все это длилось какие-то секунды. Прежде чем Бурмаз успел подойти к Байкичу, тот выхватил револьвер. Он был так взволнован, кровь так стучала в ушах, что он почти не слышал выстрела. Ясно было одно: смех должен прекратиться…
Когда Байкич пришел в себя, с ним уже справились. Он лежал на полу, прижатый множеством рук. Из носа и изо рта текла кровь. Он чувствовал ее соленый вкус, чувствовал, как все его лицо заливается кровью, но не мог вытереть ее. Чей-то голос слышался с противоположного конца комнаты:
— Положите Бурмаза сюда. Пустяки. Царапина. Через три дня будет на ногах. И помогите дамам.