— Я бы на их месте вопил во всё горло, чтобы не обосраться от страха, — проворчал Лотар, скрививший усатое лицо в горькой усмешке.
— Вместо этого мы смотрим, как они сражаются, и выжидаем, — произнёс я в воздух, не поворачивая головы.
Атаки шли одна за другой, почти без перерыва, потому что стоящие напротив входа сайнады видели дорогу на Алербо и путь, забитый людьми. Видели, как сбегает их добыча. А потому — спешили…
Пробные наскоки продолжались всё утро. Похоже Зарни или его офицеры-помощники решили попытаться обойтись малой кровью, а потому искали слабину, проверяли нас, может выматывали.
На первый взгляд всё казалось предельно хаотичным. Одиночные всадники отрывались от сомкнутой стены товарищей, зачастую в нескольких местах одновременно, и галопом мчались к баррикаде, успевая совершить несколько выстрелов. Кто-то перезаряжал ружьё на скаку, кто-то использовал мушкет.
Однако в этом скрывался смысл. Пилекс Зарни прощупывал нашу реакцию, изучал расположение ловушек, искал слабые точки в укреплениях. Командование Первой внизу отвечало аналогично. Вначале только стреляли — когда атакующие приближались на расстояние полусотни метров от сомкнутой линии повозок (трупы людей и лошадей постепенно окружали баррикаду кровавым полукругом). Позже изменили тактику, увеличив радиус обстрела сперва до семидесяти пяти, а потом и до сотни метров.
— Пристреливаются, — пробормотал Маутнер.
Мы сидели на корточках подле кривого ствола горной сосны, которая каким-то чудом сумела укорениться на скалах. Какое-то время назад Гралкий Дуф использовал минутку затишья, чтобы лично сбегать к Логвуду и узнать приказы, однако комендант стоял на своём: оставаться наверху.
Пока что мы, Дикие Гуси, Серые Ворóны, маги и остатки сионов с ветеранами не выдали своего присутствия, а сайнады, похоже, не планировали попыток обойти баррикаду с фланга. Оно и неудивительно. Местность тут была отвратительна на подъём, а враг, очевидно, не сомневался, что пробьётся первой же серьёзной атакой.
И она случилась через два часа после рассвета. Под звуки горнов и барабанов в армии напротив баррикады началось движение. Ряды, что ранее стояли беспорядочно, выровнялись, разделяясь на чётко различимые отряды. Если кто до сей поры ещё сомневался, что в атакующей армии не только свеженабранные ратники, но и до сих пор не выбитые опытные дисциплинированные вышколенные воины, то, увидав происходящее, сомнений точно лишился.
Глупо полагать, что младший воевода имел в своём войске только откровенный сброд. В таком случае он бы не сумел доставить столько проблем.
Они двинулись одновременно — пять широких и глубоких колонн, по тысяче солдат в каждой. Одна, пешая, в лоб, ещё две такие же — по сторонам от неё, две последние — конные — на флангах, почти вдоль скальной стены.
Сначала двигались медленно, шагом, ровнёхонько, словно гвардия, дефилирующая перед своим царём. Потом ускорились, перешли на быстрый шаг, затем на бег. Конные по бокам пошли рысью, не ускоряясь, давая возможность ратникам выступить перед ними живым щитом.
Грохот, тем не менее, от них стоял бешеный. Даже мы, притаившиеся в полусотне метров выше, чувствовали дрожание скалы, передающей удары тысяч копыт и сапог.
Внезапно фланги перешли на галоп и вырвались вперёд, разряжая ружья в баррикаду, а затем сразу расступаясь и позволяя сделать тоже самое приблизившимся ратникам, все из которых несли с собой ружья.
Они разряжали их строго по незримому графику: первая линия, потом вторая, третья…
Стрельба велась без перерыва, град пуль равномерно и глухо ударял в повозки, металл втыкался в доски, в защитные козырьки, в щиты тяжёлой пехоты, стоящей чуть позади в тесном строю.
Бешеная канонада пороха и пуль, казалось, вот-вот сметёт собой всё, что Первая могла выставить на вражеском пути.
Но баррикада молчала. Атакующие приближались, будто идущая с пяти направлений серо-бурая лавина, а линия повозок выглядела покинутой. Сверху было видно, как пехота с невозмутимым спокойствием принимает пули на щиты, как люди тихо молятся и ждут, как стрелки стоят с заряженным оружием, как дрожат напряжённые до предела плечи, как артиллеристы замерли с факелами, готовыми поджечь порох… И все ждали.