«Недоумки всегда оказываются одурачены. Твои слова? Я знаю — твои. И теперь ты игнорируешь новое знание. Кто ты после этого?»
— Боги всегда съедают тех, кто неспособен их прокормить.
Она просочилась мимо мраморного столба в укромный альков. Там Ольтея увидела Милену в её вечернем наряде, свободно откинувшуюся на спинку шитого золотом дивана, умащенную благовониями, вглядывающуюся в какую-то точку посреди комнаты. От такой красоты у неё перехватило дыхание. Острые вспышки алмазов на головном уборе, уложенные блестящие кудри, безупречная гладкость кожи, шёлковые складки белого платья, вышивка…
Идеальный облик.
Ольтея стояла, как призрак, наблюдая за своей любовницей и даже отсюда чуяла запах её духóв.
«Ты коснулась божественного и теперь божественное пришло к тебе — преподать урок», — захихикал внутренний голос.
— Это не я убила Силакви. Хорес не мог сам создать убийцу собственного высшего жреца, — возразила Ольтея, прошептав эти слова столь тихо, что с трудом услышала саму себя.
И всё же, божественный сосуд топчет полы покоев Ороз-Хора.
Резким движением Милена обернулась к ней — внезапность её взгляда едва не заставила Ольтею дёрнуться. Однако императрица смотрела сквозь неё — и на мгновение женщине показалось, что ужас из её сна обрёл реальность, что сама Ольтея сделалась всего лишь видением, чем-то бестелесным, иллюзорным. Однако Милена прищурилась — свет артефактного светильника мешал ей, — и Ольтея поняла, что императрица не видит ничего за пределами, поставленными собою.
И высшая сион нырнула обратно во тьму, скользнув за угол.
— Сквозняк, — рассеянным тоном заметила Милена.
Ольтея бежала обратно в недра дворца. Укрылась в самой глубокой его сердцевине, где плакала и стенала, осаждаемая образами, визжавшими под оком её души, жаркими видениями сцен насилия над императрицей, повторяемыми снова и снова… Красота покинула лицо Милены, кожа потрескалась, уподобилась кровавым жабрам, и кровь брызнула на драгоценные фрески…
— Что мне делать? Скажи, что мне делать⁈
«Нельзя допустить, чтобы она узнала о нас!»
— Заткнись-заткнись-заткнись!
Обхватив себя руками и раскачиваясь, сопя и хлюпая носом, Ольтея бормотала себе под нос.
«Ни в коем случае не допусти, чтобы она отвернулась от нас!»
— Не… не… нет!
Цеплялась, хваталась за пустоту…
«Иначе кто будет нас любить?»
Но когда Ольтея наконец возвратилась обратно, Милена, как всегда, спала в своей постели, свернувшись клубком, на боку, костяшка указательного пальца почти прикасалась к губам. Ольтея, будто неведомый призрак, клочок сумрака, смотрела на неё больше часа, взглядом более внимательным, чем положено человеку.
А потом ввинтилась в её объятья.
«Такая тёплая…»
Императрица вздохнула и улыбнулась.
— Это неправильно… — пробормотала Милена из глубины сна, — … позволять тебе бегать вольно, как дикому зверю…
Ольтея вцепилась в её левую руку обеими своими, прижалась с подлинным отчаянием. И застыла в её объятьях. Каждый отсчитанный вздох приближал её к забвению, голова оставалась мутной после недавних рыданий, глаза казались двумя царапинами. Благодарность охватила её…
Её собственная Безупречная Благодать.
В ту ночь Ольтее снова приснился «забытый». На сей раз он сделал два шага, остановился под решёткой, где она пряталась, подпрыгнул и проткнул ей глаз.
Выглянув из-за дерева, я посмотрел вниз. Вот они… идут, суки.
Сконцентрировавшись, обрушил на ряды сайнадов волну смертоносной магии, принявшей облик чудовищного раскалённого кипятка под бешеным давлением. Моё «фирменное».
— Снова барьер, — выругался Фолторн. — В отличие от антимагии, такой легко не взять.
Ну да. Против чужой магии нужно или использовать максимум своих сил, продавливая колдовство своим, либо антимагию, либо хитрость. Вот только амулетов антимагии у нас не было, а хитрости успели закончиться.
— Попробую опять изменить землю… — произнёс я, но на плечо легла рука Даники.
— Не трать силы, — серьёзно произнесла девушка. — У них больше колдунов и их земельщики прямо сейчас тратят силы на стабилизацию почвы. Пусть продолжают надрываться.
— Хотелось бы дать магам Зарни шанс себя истощить, но что-то подсказывает: сами мы истощимся куда быстрее, — невесело хмыкнул я.
Даника пожала плечами и вытащила мешочек с орехами, начав их грызть, словно белка.
— Отсыпь-ка и мне, — протянул я ладонь.
Несколько секунд девушка сомневалась, но потом скромно положила сверху четыре орешка. На мою поднятую бровь слабо улыбнулась.