Даника вздрогнула. Началось.
«Нет, не подбирай его!» — мысленно взмолила она, ведь знала, чем всё закончится. Знала и страшилась.
Но Хэдриус наклонился и зачем-то поднял этот камень, однако никак не мог разглядеть, что это. Понял только, что это не камень, а что-то мягкое: вроде куска вяленого мяса или рыбы… Новая молния. Сперва он только моргнул и зажмурился от слепящего света. Потом прогремел гром — и с ним пришло понимание. Кончик детского пальца… У него на ладони лежал отрубленный детский палец.
— Борди⁈
Хэдриус выругался, отшвырнул палец и принялся дико вглядываться в окружающую мглу. Гнев, горе и ужас — всё было поглощено неверием.
«Этого не может быть!»
Ослепительно-белый зигзаг расколол небо, и на миг Хэдриус увидел весь мир: и пустынный горизонт, и далёкие оазисы, и шатры его родичей вокруг, и одинокую фигуру человека, стоящего не более чем в десяти метрах и смотрящего на него…
— Убийца, — шепнул Хэдриус непослушными губами. — Убийца!
Он услышал скрип песка и приближающиеся шаги.
— Я нашёл твоего сына, он заблудился в барханах, — сказал ненавистный голос. — И я решил вернуть его тебе.
Хэдриуса ударило в грудь нечто вроде кочана капусты. Его охватила несвойственная ему паника.
— Т-ты жив, вождь! — выдавил маг. — К-какая радость! Это б-буд-дет такая радость для всех нас!
Новая молния — и Хэдриус увидел его: гигантский силуэт, такой же дикий и стихийный, как гроза и шторм.
— Есть вещи, — проскрежетал из тьмы хриплый голос, — которые, раз расколов, уже не склеишь!
Хэдриус взвыл и применил чары огня, освещая и сжигая всё вокруг. Даже песок, казалось, начал обращаться в стекло. Но силуэт даже не шелохнулся. Слеза защищала его.
Через миг стальные руки обхватили его. На лице Хэдриуса будто бы что-то взорвалось. Рунный меч, который он так и не использовал, выпал из обмякших пальцев. Чужая рука обвила его горло, и Хэдриус тщетно колотил и царапал каменное предплечье. Он почувствовал, как пальцы его ног взрыли сухой песок, забулькал и ощутил, как нечто острое описало дугу на уровне пупка. По ногам потекло жаркое и влажное, и волшебник ощутил странное, непривычное чувство, будто тело его опустошили и сделали полым. Он поскользнулся и плюхнулся в пыль, судорожно подбирая вывалившиеся кишки.
«Я умер», — мелькнула почти спокойная мысль.
Даника беззвучно закричала.
Короткая вспышка белого света — и Хэдриус увидел, склонившегося над ним человека, увидел безумные глаза и волчью ухмылку. А потом навалилась тьма.
— Кто я? — спросила тьма.
— К-к-коннак, — выдавил он. — Вождь Серых Ворóн…
Пощёчина, прилетевшая ему, была не сильной, но болезненной. Такую отвешивают рабам, плохо сделавшим свою работу.
— Нет. Я — твой конец. Я перережу всё твое семя у тебя на глазах, а потом точно также поступлю со старейшинами. Я разрублю твою тушу и скормлю её псам. А кости твои истолку в пыль и пущу эту пыль по ветру. Я стану убивать всех, кто осмелится произнести твоё имя или имя твоих отцов, пока слово «Хэдриус» не сделается таким же бессмысленным, как младенческий лепет. Я сотру тебя с лица земли, истреблю всякий твой след! Путь твоей жизни достиг меня, и дальше он не пойдёт. Я — твой конец, твоя гибель и забвение!
Но тут тьму затопил шум и свет факелов. Вспышки магии и крики были услышаны.
Хэдриус увидел босые и обутые ноги, топчущиеся по песку, услышал брань, проклятия и стоны. Он видел, как его младший брат, ещё не прошедший ритуал определения магии, голым по пояс выскочил из шатра, закружился и рухнул в песок, как последний из его оставшихся в живых двоюродных братьев упал на колени, а потом, точно пьяный, свалился наземь.
— Я ваш вождь! — взревел Коннак. — Либо сражайтесь со мной, либо смотрите на мой справедливый суд и расправу! Так или иначе, расправы не миновать!
Хэдриус, не испытывавший почему-то ни боли, ни страха, перекатил голову набок, оторвал лицо от песка и увидел, что вокруг собирается всё больше и больше соклановцев. Факелы мигали под порывами ветра, их оранжевый свет временами бледнел во вспышках молний. Он увидел, как одна из его жён, голая, в одной только тонкой шкуре, которую подарил ей его отец, с ужасом, не отрываясь, смотрела на то место, где он лежит. Потом с отсутствующим лицом побрела к нему.
Коннак ударил её — сильно, как бьют мужчину. Она вывалилась из шкуры и упала, недвижная и нагая, к ногам своего вождя. Женщина казалась мёртвой.
— Этот человек, — прогремел Коннак, — предал своих родичей на поле битвы! Предал меня!