— Я слышал, — спустя пару минут заговорил артиллерист, — что многие кочевые племена, проживающие на территории Сайнадского царства, живьём снимают кожу с каждого человека, у которого найдут коловорот. Но говорят уж о том, что если перед битвой десятку-другому солдат пройтись перед нашими линиями — то никто уже не отважится на конную атаку. Лошади ломают ноги. Скверная штука эти ямы.
— Зарни не столь глуп, чтобы купиться на такую уловку, — вздохнул я, провожая взглядом колдуна, летевшего сверху вниз. — Он прикажет своим волшебникам поднять бурю, засыпав нас землёй…
— И тогда наши маги отразят их колдовство, — хмыкнул Крамер. — Одни чары уравновешивают другие чары, а потому судьба сражения окажется в руках простых солдат. Так всегда и бывает.
— Так и бывает, — снова вздохнул я.
— Эй! — артиллерист махнул разведчику-оборотню рукой. — Ты их видела?
Обернувшись, я понял, что это Даника. Девушка отряхнула мокрые от снега волосы. Отчего-то, глядя на неё, мне стало стыдно. Я… хм… изменил ей? Нет, ведь мы так и не начали отношения. По сути, я вернулся к своей… жене? Пожалуй. И пусть брак у нас не был заключён, но совместный ребёнок значит многое.
— Десять километров, — кивнула волшебница. — Чуть замедлились. Но это основное войско. Разведка ближе — около километра.
— Идут ровно, даже не пытаются как-то обмануть нас, — проговорил я.
— Зарни отлично знает, что мы здесь застряли, — с лёгким раздражением сказала Даника. — Он даже не особо спешит. Считает, что просто придёт и заберёт своё. Более того, уверена, даст ратникам как следует отдохнуть перед утренней бойней.
С вершины гор, небось, уже видно его войско, — подумалось мне. Но смотреть самому не хотелось. И так дел полно.
— Уверенность в победе — это нормально, но… — Моллиган замялся. — Я слышал, что комендант Логвуд уже успел как следует прищемить младшему воеводе хвост. С чего ты взяла, что сайнады рассчитывают на победу сейчас?
— Потому что они поют. — Чародейка пожала плечами. — Я подлетела ближе и услышала их. Сайнадский акцент здорово мешал понять суть, но это весёлые, боевые песни, те, что звучат на победоносной войне. — Глаза её потемнели. — Когда человек слышит такое пение из уст вражеской армии, он знает, что его страна гибнет. Они идут сюда ради добычи и убийства.
Никто ничего не сказал. Возражать не было смысла.
Глава 7
«События, в грандиозности своей подобные облакам, зачастую низвергают в прах даже тех, кто сумел устоять перед величием гор».
Святитель Холгук, «Откровение о небе».
Малая Гаодия, взгляд со стороны
Приходили сны, тёмными тоннелями под усталой землёй…
Горный хребет на фоне ночного неба казался плавным и похожим на бедро спящей женщины. На нём расположились два силуэта, чёрные на фоне невозможно яркого облака звёзд. Мужчина, сидящий скрестив ноги, подобно жрецу, и по-обезьяньи склонившийся вперёд и неведомый силуэт, облачивший его, словно мантия.
Правитель Империи Пяти Солнц смотрел на мужской силуэт, но не мог пошевелиться. Казалось, вращалась сама земля — как колесо свалившейся набок телеги.
Неведомый силуэт Хореса постепенно расширялся во все стороны, поглощал пространство вокруг. Его голос слышался, но исходил отовсюду:
— Я воюю не с людьми, а с их Богиней, — промолвил он.
— Однако погибают одни только люди, — ответил Дэсарандес.
— Поля должны гореть, чтобы оторвать Её от земли.
— Но я возделываю эти поля.
Тёмная фигура императора поднялась на ноги и оказалась укутана во мрак. Мирадель шагнул по направлению к центру окружившей его тьмы. Сделал он это уверенно, подобно сути железа — непроницаемо и твёрдо. И посмотрел прямо на бога.
Силуэт Хореса застыл перед ним, созерцая Дэсарандеса в ответ — как случалось не раз — его собственными глазами с его собственного лица, хоть и без золотящего львиную гриву его волос ореола.
— Тогда кому, как не тебе, и сжигать их?
Окрестности Таскола, взгляд со стороны
— Не-е-ет!.. — взвыл визирь Имасьял Чандар Челефи.
Кальпур, второй посол Сайнадского царства, застыл, вглядываясь в тесное сумрачное нутро большого шатра, сделав лишь три шага внутрь, как того требовал протокол. Челефи стоял возле собственного ложа, взирая на предсмертные судороги своей дочери, Йишил — или Кукольницы, как её звали кашмирцы и бахианцы.