А ведь вскоре подоспеет подкрепление с других концов Фусанга — северного Рашмона и восточного Илбена.
Верно. Армия Милены росла, в то время как войско Челефи сокращалось.
Возможно, великий визирь ещё мог одержать в открытом поле победу над армией императорских солдат. Ключевое — «в открытом». Сейчас речь шла об осаде, где даже самые верные фанатики начинали испытывать сомнение.
Ядра и порох для пушек давно кончились. Зачарованные стены лишь посмеялись над попытками артиллеристов. Подкопы, бомбы, старые добрые тараны — всё это было предусмотрено поколениями Мираделей и лично Дэсарандесом.
Разумеется самопожертвование Йишил стало причиной смерти некоторого числа приближённых Милены, но найти им замену будет не трудно. Возможно перестановки и ложное чувство уверенности всё-таки заставят имперцев выбраться наружу? Тогда лорд Челефи с остатками своих когорт ещё мог попробовать сотворить очередную чудесную победу, прославившую его в веках.
Но к чему она, если остальные великие города Империи Пяти Солнц останутся для него закрытыми?
Ситуация просто не могла оказаться хуже, и Кальпур про себя хмыкал, оценивая её. Польза от кашмирцев заключалась только в их способности бросить вызов Империи. То есть без Йишил Сайнадское царство банально не нуждалось в Имасьяле Чандаре Челефи.
Без Йишил Кальпур мог отправляться домой.
Он был свободен. Он долго приглядывал за ростом этой раковой опухоли. Настало время забыть об этих надменных и жалких дурнях — и начать обдумывать свою месть первому послу Гердею!
— Твои ближники считают тебя отважным… — проворковала Фира. С непринуждённостью обкурившейся гашишем наркоманки, она раскинулась на диване, одетая лишь в тонкую полупрозрачную ночную рубаху. — Но теперь они увидят.
Челефи мозолистой рукой стёр с лица грязь своей скорби.
— Заткнись! — зло бросил он ей.
Голос отдавал скрежетом, от которого стыла кровь, а по коже бежали мурашки, сулящие увечья.
Верховная жрица зашлась в хохоте.
«Да… — решил Кальпур. — Пора уходить».
Он вновь ощутил присутствие богини. Амма проникла в шатёр и наблюдала глазами своей марионетки.
И всё же, он не пошевелился. Порог шатра был не более чем в трёх шагах за его спиной — эмиссар не сомневался, что сумеет ускользнуть незамеченным. Люди, подобные Челефи, редко прощали наглецов, посмевших стать свидетелями их слабости или ханжества. Они также имели склонность карать за мелкие проступки как за смертные грехи. И как сын жестокого отца, Кальпур владел умением присутствовать, но оставаться как бы невидимым.
— Да-а-а… — протянула культистка с ленивым пренебрежением в голосе. — Надежда Кашмира прячет многие вещи… многие слабости…
Она была права. Теперь, когда игральные кости наконец предали его, то, что раньше казалось вдохновенной отвагой, соединённой с тонким расчётом, превратилось в откровенное безрассудство. Но зачем ей говорить подобные вещи? Зачем вообще говорить правду тогда, когда она может оказаться всего лишь провокацией?
Однако подобное было неразрывно связано со всеми божественными махинациями: выгода никогда не оказывалась очевидной.
В отличие от безумия.
«Да! Пора уходить».
Он мог бы воспользоваться одним из своих артефактов, создать вокруг себя маскировочный барьер и исчезнуть в ночи, начав долгий путь домой.
— Чёртова ведьма! Шлюха! — завопил Челефи, брызгая слюной на неподвижную Йишил, выдавая тем самым, как понял Кальпур, степень охватившего его ужаса, потому что визирь предпочёл изливать ярость в пространство перед собой, не рискуя обратиться лицом к злобной искусительнице. — Твоих рук дело! Твоих, сука! Теперь Троица наказывает меня! Карает за то, что я впустил тебя на свое ложе!
Кальпур вздрогнул от неожиданности: таким сильным было противоречие между соблазнительным видом и жёстким, старушечьим смехом. Даже в окутанном сумраком шатре Челефи Фира казалась освещённой, извлечённой из ледяных вод, пресной и безвкусной для бытия… и такой чистой.
— Тогда прикажи сжечь меня! — взвизгнула она. — Ты ведь уже неоднократно так делал! Сжигал жрецов других богов! Такие как ты не могут иначе!
Визирь наконец повернулся, лицо его исказилось.
— Огнём всё только кончится, ведьма! Сначала я брошу тебя, подстилку, своим воинам, чтобы они поизгалялись над тобой, втоптали в грязь! А уже потом прикажу подвесить повыше над терновым костром, посмотрю, как ты будешь дёргаться и визжать! И только в самом конце ты вспыхнешь пламенем, отгоняя всё злое и нечистое!