Каэтани ожидал, что царь проявит благородство и отпустит стратега, а то и всех пленных, но этого не последовало. Недоумение герцога разрешил Демарат:
— Если так поступить, афиняне, чего доброго, отблагодарят Фокиона цикутой. Лучше уж ему пока остаться здесь.
Прошёл день, другой, третий. Христиане знакомились с македонянами. И те и другие в полной мере дали волю любопытству. Вот уже и Фёдор красовался в хламиде и каусии, а ушлый Хивай за одну из двух своих трофейных сабель, ту, что поплоше, разжился паноплией гетайра. Пан Жатецкий расстался с горжетом и теперь учился наворачивать на себя льняной панцирь, а Ктибор ничего не выменял, но немало разбогател, показывая всякое со своим двуручником. Зрителей поглазеть на диво сбежалось немало.
Эгоспотамы же стремительно обрастали баснями, одна невероятнее другой.
— Мне служат многие чужеземцы. Эллины, иллирийцы, фракийцы. Я рад всем, кто хорошо служит.
Филипп предложил Каэтани прогуляться верхом. Вдвоём, если не считать семёрки соматофилаков, которые маячили поодаль. Отъехали подальше от лагеря. Стены Перинфа скрылись за холмами.
— Да, служат многие, — продолжал царь, — но, чтобы целое войско и флот пришли наниматься… Не знаю, что и думать.
— Не ищи подвоха, царь, — улыбнулся Каэтани, — или так и не поверил письму Антипатра?
— Антипе я верю, как себе, но всякий может быть обманут.
— У тебя Фокион. Афины падут к твоим ногам. Даже если упрутся сейчас, позже всё равно склонятся. Если бы не появился я, это случилось бы через два года у Херонеи в Беотии.
— Если бы… Теперь не случится? — Усмехнулся Филипп.
— Не знаю, — честно ответил Онорато, — всё уже пошло не так, как было. Пожалуй, как прорицатель я теперь бесполезен.
"Я знаю, как умрёт Филипп".
Он очень хотел отсрочить этот разговор. Долгие дни думал над тем, как его завести, что говорить, какими словами. И сомневался, непрерывно сомневался. Без устали молился, надеясь, что Господь пошлёт ответы, часами беседовал с братом Гвидо, которому симпатизировал всё больше, в отличие от отца Себастьяна. Искал путь, каждый день натыкаясь взглядом на Павсания, стоявшего на страже у царского шатра. К счастью, Демарат не напоминал об этом, да и у Филиппа имелось в избытке иных дел и вопросов.
О другом говорить было куда проще.
— Бесполезен? Так, стало быть, Перинф я так и не возьму, а следующим летом скифы угостят меня копьём в бедро?
— Трибаллы, царь. После того, как побьёшь скифов. Если пропустишь мои слова мимо ушей и захочешь испытать судьбу.
— Я прежде не слышал, чтобы Мойры распускали нить на две. И боги наши жребии не создают, они их лишь узнают прежде смертных.
— А я не слышал, чтобы кто-то из тех, кто верует в Христа, прежде беседовал с Филиппом Македонским.
Филипп хмыкнул. Эти слова ничего для него не значили, а вот многочисленные свидетельства о деле при Козьих ручьях оттягивали чашу весов несравнимо сильнее туманных намёков лжепрорицателя о будущем.
— Как я умру?
Онорато ждал этих слов с самого начала и всё же они прозвучали громом среди ясного неба. Умолчать невозможно, это разрушило бы фундамент ещё не выстроенного доверия.
— От кинжала убийцы, царь. Достигнув высшего могущества в Элладе.
Филипп некоторое время молчал, потом спросил:
— Когда?
— Сложно сказать, всё это не ясно. Примерно через четыре года. Это если бы не вмешались мы. Теперь будущее снова в тумане.
— Четыре года…
— Да, царь. Александр наследует тебе, когда ему будет двадцать.
— Александр… — Филипп повернулся к Онорато и спросил, — он продолжит то, что я начал?
И сам же себе ответил, взглянув всторону моря:
— Продолжит, без сомнения. Но он горяч, не свернул бы шею.
— О, нет! — воскликнул Каэтани.
— Ты знаешь и его судьбу?
— Я знаю то, что могло стать его судьбой. Станет ли теперь — не знаю.
— Ты откроешь мне его судьбу, Онорато. И мою. Со всеми известными тебе подробностями, — голос Филиппа стал ниже, чем обычно, — от этого зависит, как я буду относиться к тебе и твоим людям. Я хочу знать — кто.
Онорато покусал губу. Он чувствовал себя сидящим на сковороде. И от таких мыслей не мог отделаться уже давно.
— А если я… откажу тебе, царь?
— Некоторые мне пытались отказать, — пожал плечами Филипп, — и где они? Сейчас вы все в моей власти и чудо-оружие вас не спасёт.
— Возможно… — буркнул Каэтани, — но я и не собирался ничего укрывать от тебя, царь. Однако, всё же осмелюсь поставить условие.
Филипп придержал коня и удивлённо заломил бровь.