В «дело» под Лозанной было втянуто столько людей: Смиренский, Кондратьев, Рената Штейнер, Шильдбах, Мишель Странг, студент Сорбонны, Белецкий, Грозовская из советского торгпредства. Шпигельглас, из самого центра, из Москвы. Росси, он же Ролан Аббиат, – считалось, что он и был непосредственным убийцей. А спустя почти шестьдесят лет, в конце 1994 года, в печати появилось сообщение сотрудника Лубянки[16] тех лет, в котором он говорит, что Рейсс был «ликвидирован» болгарином, нашим нелегалом, Борисом Афанасьевым, и его зятем, Виктором Правдиным, и что принимал он их после выполнения задания, на явочной квартире в Москве, куда они прибыли в сопровождении Шпигельгласа, который курировал их; и что оба – Афанасьев и Правдин – были награждены орденом Красного Знамени. Что же касается Эфрона, то автор сообщения утверждает, что слухи, ходившие о нем, не соответствуют действительности и что Эфрону не могло быть известно местонахождение Рейсса…
Сколько людей, сколько имен перечислено! А кому что говорят эти имена? Эфрон? Эфрон – муж Цветаевой. И пишут о нем больше всего. И мало одного Рейсса, да и кто что знает о Рейссе, а вот сын Троцкого – Лев Седов! Муж Цветаевой – убийца Льва Седова – это звучит. И из книги в книгу, издававшиеся за рубежом, это так и переходило… Кому первому пришло в голову? Кто начал? Но вот так и пошло. И никто не догадался проверить, ну хотя бы подшивки газет поднять. А ведь Эфрон бежал из Парижа 10 октября 1937 года, а Седов скончался в больнице 16 февраля 1938-го. Эфрон в это время на полулегальном положении содержится в Москве.
И удивительно, столько уже написано о том, что произошло там, в больнице в Париже, куда поместила Седова его жена, француженка. Столько уже написано об Эфроне – когда он прибыл в Москву и что и как было. А вот в 1991 году писатель Ю.Нагибин оповещает нас о том, что в Париже, когда Лев Седов вышел из типографии, где печатал обычно свои брошюры, за углом его уже поджидала карета «скорой помощи» и двое «шустрых молодчиков» – Эфрон и Эйснер! Где был Эфрон, мы знаем, а Эйснер в это время еще сражался в Испании. Даже газета «Советский цирк» не обошла вниманием Эфрона и напечатала доклад одного голландского историка, в котором тот утверждает, что сын Бориса Савинкова, Лев Савинков, рассказывал ему, как он летом 1938 года случайно столкнулся на пляже под Барселоной с Эфроном, которого хорошо знал, но тот, заметив его, отвернулся и быстро скрылся, «видно, совесть у него была нечиста!..».
Сергей Яковлевич летом 1938 года очень хворал, лежал в больнице, в Москве, где Нина Гордон вместе с Алей навещали его.
Имя Цветаевой притягивает. И каждому хочется, так или иначе, быть причастным и если не о ней самой, так хоть о близких сообщить нечто. Правда, и о ней самой столько всякой небыли говорится!
А вот как рождаются «мифы», я однажды была свидетелем. Это было где-то в начале восьмидесятых. Мне попало в руки сочинение Владимира Сосинского, а также и кассета: он любил свои эссе наговаривать. «Я совсем недавно узнал, – говорил и писал он, – что Марина Ивановна сказала одному из наших крупнейших поэтов, Арсению Александровичу Тарковскому: “Сергей Яковлевич? Это страшный человек!”». Я понимала, она этого не могла сказать, и не мог сказать этого Арсений. Мы с ним много говорили о ней… И все же я помчалась в Переделкино, где в это время жил Арсений. Он был в полном здравии, но, как всегда, вспыльчив и, не разобравшись, не поняв, налетел на меня – как я смею распространять о нем всякую чушь! А когда до него дошло, в чем дело, он сердито прокричал: «Никогда этого не говорила! Ложь! Вообще о муже не говорила! Да вы что, забыли, что о тех, кто сидел, не говорили!..»
Уходя от Арсения, я столкнулась в коридоре с Николаем Николаевичем Вильмонтом. И тут меня осенило – так ведь это же он сказал! Это его слова. Как-то у них в Астраханском за обедом (а его жена Тата любила угощать) зашел разговор о Сергее Яковлевиче, и Николай Николаевич сказал: «Сергей Яковлевич – страшный человек!» И на мой вопрос, почему он так думает, ответил: «Эфрон убил сына Троцкого Льва Седова!» – и сослался на предисловие Проффера к фотоальбому Цветаевой. Мне была известна эта статья, и я сожалела, что такой уважаемый человек, как Проффер, взял эти ложные сведения из чьей-то чужой книги. Я привела все доводы, какие только могла, и обещала даже живых свидетелей привести, которые в то время, когда Седов умирал в Париже, встречались с Сергеем Яковлевичем в Москве. Кажется, я убедила Николая Николаевича. Конечно, он не только мне это говорил, а спутать Тарковского – Вильмонта было легко, Марина Ивановна встречалась с тем и с другим, а затем приписали эти слова и самой Марине Ивановне! Взрослые так любят эту детскую игру – в «испорченный телефон»!