Сара Муир же, сделав книксен, собралась уходить. Эйдн и Парис на прощание по очереди поцеловали её ручки.
Что меня удивляло первое время, так это то, что, живя почти месяц в этом палаццо, я так и не мог понять, кто же из них хозяин этого дома. И почему они живут вместе. Но после всё встало на свои места. Поближе пообщавшись с Парисом, я узнал, что Эйдн – вначале премьер, а затем балетмейстер, был его учителем и до сих пор им остаётся. Получается, главным был Дегри, и – хотя общались оба на равных – не было понятно, как они находили общий язык при такой совершенной их разности. Потрясению моему не было конца, когда я услышал, что он смог сделать из нетренированного, почти ничего не смыслящего в балете мальчишки премьера всего за каких-то пять лет, даже меньше! Смог создать это воплощение грации и сильного изящества, который теперь был моим наставником. Этот молодой, едва вышедший из зелёного возраста парень умел то, чего не всегда достигали бывалые танцовщики нашего времени! Воистину, человеческое тело – загадка, а Эйдн Дегри – гений.
У Эйдна я не решался что-либо выспрашивать, хотя он был спокоен и дружелюбен со всеми, если не давали повода для раздражения. Но я всё равно чувствовал себя странно и скованно рядом с ним. Наверное, именно он был «пугающей» половиной. Парис же привлекал меня своим сиянием и странной возвышенностью. Меня словно разрывало в обе стороны. Скорее всего, именно так чувствует себя бесхарактерный человек, оказавшись рядом с двумя сильными личностями, чей магнетизм растворяет его сущность. Растворяет мою сущность. Как бы то ни было, тянулся я больше к Парису, а с Эйдном предпочитал особо не контактировать. Линтон же, словно ощущая мою привязанность, отчасти её принимал, а отчасти отталкивал, словно боялся ошибки, вот только какой?..
Мои размышления вымотали меня. Думаю, и вас тоже... Ай!
Меня кольнули иголкой.
- Чёрт-подери-тебя-за-ногу-на-ветку, Ланчиа! – взревел я. Портной от неожиданности выронил булавку и, извиняясь, начал шарить в ворсе ковра, разыскивая её. Парис тяжело вздохнул. Он устал уже напоминать мне о приличиях и этикете. Но тут я услышал заливистый, низкий, мелодичный смех – Эйдн отвернулся и зашагал по коридору прочь из гостиной. Линтон проводил его слегка удивлённым взглядом. Впрочем, как и все остальные. Я ошарашенно посмотрел ему вслед: я никогда не слышал, как Эйдн смеётся. Сложившийся в голове образ угрожающе-хмурого, серьёзного и сильного мужчины во мгновение ока распался, стоило мне услышать эти звуки. Это был смех ребёнка, вечного мальчишки, которым был сам Парис. Я понял, что их объединяло – по неизвестной мне причине их души были одного возраста. Это я осознал неожиданно ясно, мысленно поражаясь, как смог до такого додуматься, ведь всегда считал себя неотёсанным чурбаном, деревенщиной, не способной понять внутренний мир аристократов. Возможно, если мои догадки верны, я не совсем безнадёжен в этом отношении.
Эйдн никогда не занимался со мной в отдельности, несмотря на то, что был балетмейстером всего кордебалета. Хотя я его просил, и не раз. Возможно, он мог меня научить лучше, поскольку был опытнее. Но всякий раз его ответом было: «Глупец, твой учитель – Парис, мой лучший ученик, а ты хочешь от него отказаться?! Ты не можешь понять его? Если так, с тобой мы друг друга не поймём тем более».
И всё.
После этого он обычно уходил, пресекая любую мою возможность вновь начать его донимать. Некоторое время меня это разочаровывало и даже расстраивало, пока я не смирился. Вероятно, Парис слишком сильно отличался от меня и имел нечто, из-за чего мои способности не шли ни в какое сравнение с его. Я был недостоин его – Эйдна – покровительства.
Мои уроки с Линтоном проходили четыре раза в неделю, в остальное время я тренировался самостоятельно, пока он пропадал на своих занятиях с Эйдном. Проходя мимо второго балетного зала в такие дни, я нередко слышал, как Дегри громко считал, произносил названия элементов, делал замечания и однажды даже почти кричал. Тогда меня передёрнуло. Может, это и к лучшему, что он отказался меня учить? Выдержал бы я такое – эту нагрузку не только физическую, но и психологическую? Не знаю. Телосложением я куда крепче Париса, но вот ощущал, что этот юноша-мужчина имеет железные нервы, не в пример моим. И то, чего мне всегда и не хватало, несмотря на все мои усилия. Характера.
И вот, в один из своих «одиночных» вечеров, я, плетясь после занятий в свою комнату, услышал, что во втором зале Эйдн прекратил считать. Стало тихо, а после послышался смех. Кажется, Линтона.
- «Что у них там случилось?», – подумал я и, подойдя, приоткрыл дверь. Смазанная ручка неслышно повернулась, и через щель в темноту коридора скользнул жёлтый свечной свет.
Учитель и ученик находились у зеркальной стены, сбоку и напротив от двери. Эйдн, запустив руку в волосы Париса... целовал его.
«ЧТО?!»
Когда шок немного отступил, я отшатнулся и, попятившись от двери, быстрым шагом направился к своей комнате. Какого чёрта, какого чёрта, какого...
От волнения я зарылся пальцами в волосы.
Парис и Эйдн – любовники?! Да быть этого не может!
Я влетел в тёмную комнату и, захлопнув дверь, бросился зажигать свет. В темноте было хуже – перед глазами, словно в живую, вставала эта сцена: эти пальцы, медленно ворошащие переливающиеся светлые локоны, Парис – обхвативший Эйдна одной рукой за шею, а другой вцепившийся в рубашку на его плече, такой необычайно соблазнительный и изящный. И бронзовые пальцы, неспешно стягивающие белый шёлк рубашки с гладкого плеча...
Я потряс головой, пытаясь прогнать наваждение. Я не знал, куда мне бежать и что делать. В итоге, я сел на пол посреди комнаты и приказал себе успокоиться. С чего бы, скажите на милость, мне впадать в панику?! Андре, ты никогда не жил с аристократами и не можешь знать, что для них нормально, а что – нет! Но даже... если жизнь простолюдинов и аристократов отличалась, то... то не настолько же!!
Однако, я ни за что на свете не смог бы признаться себе в том, что ревновал.
- Больше подвижности и резкости! Больше! – Эйдн делал по классу уже десятый круг вдоль стен, однако Парису так и не удавался элемент, – Представь, что ты кот – большой кот с пружинами вместо лап. Pas de chat! Grand Pas de chat! [5] Ну?!
- Не... не могу... – выдохнул Парис, потирая ушибленное колено. – Я устал и у меня всё болит... – он поднялся на ноги и облокотился о гимнастический станок у стены, сдувая с влажных век прилипшие пряди волос. – Убейте меня, но я больше не шевельнусь.
- Это ещё что за разговоры? Думаешь, я не расшевелю тебя?! – через секунду Парис засмеялся и согнулся пополам от щекотки:
- Ладно-ладно! Я попытаюсь! – Эйдн хмыкнул и отпустил светловолосого, который наконец распрямился, тяжело дыша, с широкой улыбкой на лице. Свободная рубашка на груди прилипла к телу. Эйдн видел, что у него слегка дрожат колени.
- Да... в таком состоянии ты всё же не сможешь уже ничего... – задумчиво протянул Дегри, привлекая Париса к себе за талию и легко целуя в чуть солоноватые от пота губы. – Как думаешь, ангел мой, есть смысл продолжать этот урок?
- Нет, – Парис обвил рукой шею Эйдна, вновь приникая к его губам уже более глубоким, но отрывистым лобзанием, ощущая их тепло и просыпающуюся внутри знакомую, волнующую всё его существо страсть, – вы давно уже не преподавали мне другого урока, сеньор, я могу растерять свои навыки... – тихий шёпот в губы. Линтон почувствовал, как рот Эйдна растягивается в тонкой улыбке:
- Ты всё такой же развратный мальчишка, mon cher, – чуть хрипло, также тихо отозвался он. – Несмотря на свой уже довольно взрослый возраст.
- Но ведь вы всё также любите меня, не так ли? – с лёгким смешком промолвил Парис, накрывая тонкими жемчужными пальцами руку итальянца, что скользила вниз по его щеке, к шее. – Несмотря на свою фобию.
- Как это ни странно, но да... – проведя по изгибу шеи и обласкав кончиками пальцев ключицу, прошептал Эйдн, – Ты не прекращаешь вызывать моё восхищение. Достаточно одного факта твоего существования, чтобы я чувствовал, что люблю тебя. Даже несмотря на то, что мне приходится мириться со многими твоими недостатками.