Даже самый страшный преступник не заслуживает смерти в одиночестве.
Ты лучше меня.
Я знаю.
И тут меня осеняет: мы все - лучшие люди, чем он когда-либо был. Может, в этом и есть смысл. Может быть, все родители, даже самые плохие, надеются, что их потомство будет лучше, чем они сами.
И я знаю, что для того, чтобы мои братья были здесь, им потребовалось многое.
Медсестры из хосписа заглядывают пару раз, и вторая половина дня продолжается. Я делю свой обед с братьями, а потом Лиам предлагает принести нам еще кофе - он всегда заботится о нас, как старший.
Странное ощущение - быть здесь с ними. Разделять этот момент. В тот момент, когда он сделает свой последний вдох, мы все станем сиротами. И именно эта мысль, я думаю, висит над нами.
Около пяти его дыхание становится прерывистым.
В пять тридцать аппарат останавливается, и он испускает последний вздох.
Я всегда предполагала, что звуковой сигнал будет продолжаться, но медсестры должны выключить звук на своем посту, чтобы мы могли уединиться.
Тишина оглушает, она более подавляющая, чем гудки, которые наполняли комнату всего несколько мгновений назад. Я ощущаю потерю как физический удар, но заставляю себя сохранять спокойствие и присутствие.
Однако мне не придется переживать потерю в одиночестве.
Мы все подходим к нему и кладем свои руки поверх его.
Мы все подходим к нему и кладем свои руки поверх его.
— За то, чтобы стать лучше, — говорю я, и мой голос срывается на последнем слоге. Слова тяжелые, но они несут в себе обещание, которое, я надеюсь, мы сможем сдержать.
— За то, чтобы быть счастливее, — говорит Майлз. Его голос мягкий, почти хрупкий, как будто тяжесть момента может сломить его.
— Быть добрее, — добавляет Лиам, обнимая меня за плечи, и его хватка становится крепкой и надежной. Я чувствую его молчаливую силу и то, как он поддерживает всех нас.
Чейз делает следующий шаг вперед, его челюсть сжата, глаза влажные, но сосредоточенные.
— За то, чтобы стать сильнее, — говорит он, его голос груб от эмоций.
Не позволять имени Рейвэдж вечно тянуть нас вниз, думаю я.
Кай говорит последним, его рука слегка подрагивает, когда он кладет ее на руку отца.
— Быть храбрее, — шепчет он, его голос едва превышает дыхание. Его слова замирают в воздухе, как тихая клятва смотреть в будущее без страха.
Мы все подходим к нему и кладем свои руки поверх его.
Пока мы стоим там, между нами возникает тихая решимость, связывающая нас воедино так, что мы чувствуем себя не так, как раньше.
Через мгновение приходит медсестра и выражает свои соболезнования, а вскоре после этого Лиам и Майлз уходят вместе, быстро обняв меня перед выходом из больничной палаты.
Чейз - следующий, и он обнимает меня дольше всех, после чего разворачивается и быстро уходит.
Кай поворачивается ко мне лицом, когда я собираю свои вещи.
— Ты приехал на машине?
Я киваю.
— Круто. Я провожу тебя.
Бросив последний взгляд через плечо, я выхожу из палаты хосписа.
Мы вдвоем молча идем к парковке. Как только мы добираемся до моей машины, я быстро обнимаю его.
—Ты в порядке? — спрашивает он, изучая меня взглядом.
— Да. На удивление.
— Планы на вечер?
Я улыбаюсь. — Да.
Его губы подергиваются. — Давай поужинаем завтра, хорошо?
Я протягиваю ему руку для рукопожатия. — Конечно. Поезжай осторожно.
Я смотрю, как он садится в машину и уезжает. Затем я достаю телефон и пишу Лейле.
Я уже в пути. Только сначала надо сделать одну остановку.
Когда я вхожу в дом Скотта, там пахнет домом. Почему-то так было всегда. Закрыв за собой дверь, я кладу шлем на столик в прихожей и прохожу через гостиную на кухню, где застаю Скотта, готовящего, похоже, омлет.
— Привет, Ри, — говорит он и улыбается, поворачиваясь ко мне. — Все в порядке? Твое сообщение показалось мне срочным.
Я пару раз открываю и закрываю рот, и отчим, должно быть, замечает мою нерешительность, потому что он кладет полотенце для посуды на стойку и выключает конфорку.
— Мой отец умер, — медленно говорю я, впервые пробуя слова во рту.
Скотт физически замирает, прежде чем сделать шаг вперед.
— Черт. Мне так жаль, Орион. Что я могу сделать?
Не задумываясь, он раскрывает объятия и притягивает меня к себе. Я зажмуриваю глаза, но не плачу. Я чувствую облегчение - и не чувствую, что мне не хватает отца.
В конце концов, у меня есть Скотт.
Отстранившись, я фыркаю, но это все эмоции, которые я проявляю. — Ничего. Все уже закончилось.
— Ты уверен? Как твои братья? Они знают?
На это я улыбнулась. — Да. Мы все попрощались.
Лицо Скотта смягчается. — Твоя мама гордилась бы вами всеми за это. Она всегда беспокоилась, что с годами вы отдалитесь друг от друга, но, похоже, вы стали только ближе.
Я киваю. — Хорошо, что мы смогли вместе попрощаться с отцом. Кажется, это что-то исцелило в каждом из нас.
— Хорошо. Что ж, сочувствую твоей потере.
Я пожимаю плечами, глядя на него. — Мне кажется, что я ничего не потерял.
Глаза отчима становятся туманными. — Я рад. Ты ведь знаешь, что всегда будешь моим сыном, правда? Кровное родство не имеет значения. Ты часть этой семьи, и ты всегда будешь ею.
Я поморщился. Ничего не могу с собой поделать. Потирая затылок, делаю глубокий вдох. Его глаза смягчаются, когда он смотрит на меня, но в них есть и что-то еще - тихое понимание, которое поселилось между нами, глубокое и невысказанное. Оно давит мне на грудь, тяжелым грузом вины за то, что я скрыла от него нечто столь важное. Я тяжело сглатываю и делаю вдох.
— Я… — Нервная энергия заставляет меня стоять на месте. — Вообще-то я хотел попросить тебя кое о чем. Официально.
Его брови поднимаются, любопытство сменяется обычной отцовской суровостью. — Продолжай.
Я смещаю свой вес, решив выложить все начистоту и сорвать пластырь. Почему бы и нет.
— Я люблю Лейлу. Я люблю ее уже очень давно. И я хочу быть уверен, что сделаю это правильно. — Мой голос на секунду дрогнул, но я взяла себя в руки и встретила его взгляд. — Я хочу получить твое благословение, чтобы попросить ее выйти за меня замуж. Когда она будет готова, конечно. Мы только начали...
На секунду вокруг нас не остается ничего, кроме отдаленного гула жизни. Скотт не двигается, его лицо не читается, и я думаю, не перегнул ли я палку. Но затем на его лице медленно появляется улыбка, теплая и искренняя.
— У тебя уже есть мое благословение, — говорит он, его голос густ от эмоций. Он хлопает меня по плечу, на этот раз немного грубее, как будто сдерживая поток чувств, бурлящих между нами. — Ты будешь хорош для нее. Я знаю это.
Облегчение проникает в меня, и я моргаю от внезапного жжения в глазах. — Спасибо, Скотт. Для меня очень важно, что ты это одобряешь.
Он прочищает горло, притворяясь непринужденным, но я вижу, что в уголках его глаз плещутся эмоции.
— Только убедись, что ты не испортишь все, хорошо? Она моя девочка.