– И она с большим рвением выполняет свой долг, – заметил инспектор Тавернер. – Но она не из тех, кто склонен менять свое мнение о том или ином человеке. Она всегда неодобрительно относилась к Леонидису и его способам ведения дел.
– Словом, народу полон дом, – сказал я. – И кто же, по-вашему, убил?
Тавернер покачал головой.
– Рано, – сказал он, – рано отвечать на этот вопрос.
– Оставьте, Тавернер, я уверен, вы кого-то подозреваете. Мы ведь с вами не в суде.
– Это верно, – мрачно отозвался Тавернер. – Но до суда дело и вообще может не дойти.
– Вы хотите сказать, что это не убийство?
– Нет, тут сомневаться не приходится. Его отравили. Но, сами знаете, какая морока с этими отравлениями. Доказательства добыть не так-то просто – дело деликатное. Все факты могут указывать в одном направлении.
– Вот это я и хочу от вас узнать. Вы уже, наверное, составили себе определенное мнение?
– Да, есть одна очень убедительная версия. Знаете, как бывает: все сходится, улики как нарочно подбираются. Но я почему-то не уверен. Дело мудреное.
Я обратил умоляющий взор на старика. Он медленно проговорил:
– Как ты знаешь, Чарльз, когда речь идет об убийстве, очевидное решение обычно и есть правильное. Старый Леонидис женился вторично десять лет назад.
– В семьдесят семь?
– Да, на молодой двадцатичетырехлетней женщине.
Я присвистнул:
– Что за молодая женщина?
– Работала в кафе. Вполне приличная особа, красивая, но несколько вялого, анемичного вида.
– Это и есть ваша убедительная версия?
– А как бы вы думали, сэр? – проговорил Тавернер. – Сейчас ей всего тридцать четыре, возраст опасный. Она уже привыкла к роскошному образу жизни. К тому же в доме живет молодой человек. Учитель внуков. На войне не был – то ли сердце неважное, то ли еще что. Дружба у них – водой не разольешь.
Я задумался, глядя на него. Старая знакомая песня. По испытанному образцу. Вторая миссис Леонидис, как подчеркнул отец, особа в высшей степени порядочная. Но сколько убийств совершалось именем порядочности!
– Чем его отравили? – полюбопытствовал я. – Мышьяком?
– Нет. Результатов анализа мы еще не получили, но доктор считает, что это эзерин.
– Несколько необычно, правда? Наверняка нетрудно проследить, кто покупал.
– Нет, не тот случай. Лекарство-то его собственное. Глазные капли.
– Леонидис страдал диабетом, – пояснил отец. – Ему делали регулярные уколы инсулина. Инсулин продается в пузырьках с резиновой крышечкой. Игла для подкожных инъекций вводится через крышечку внутрь пузырька, и содержимое набирается в шприц.
Я догадался, что последует дальше.
– И в пузырьке оказался не инсулин, а эзерин?
– Совершенно верно.
– И кто делал укол? – спросил я.
– Жена.
Теперь я понял, что подразумевала София, говоря «убил тот, кто требуется». Я задал еще один вопрос:
– Семья в хороших отношениях со второй женой?
– Нет. Кажется, в ссоре.
Все становилось яснее и яснее. И все-таки инспектор Тавернер был явно неудовлетворен.
– Что вам тут не нравится? – настаивал я.
– Если убила она, мистер Чарльз, ей было так просто вернуть потом на место пузырек с инсулином. Вот чего я в толк не возьму: почему она этого не сделала.
– Да, казалось бы, чего естественнее. И много в доме инсулина?
– О да, полные пузырьки, пустые пузырьки… Подмени она пузырек, и доктор нипочем не заподозрил бы, что дело нечисто. Ведь очень мало известно о признаках отравления эзерином. И поэтому доктор, думая, что дело в неправильной дозировке, сделал проверку на инсулин и таким образом обнаружил, что это вовсе не инсулин.
– Стало быть, – задумчиво проговорил я, – миссис Леонидис либо очень глупа, либо очень хитра.
– То есть…
– Она, может быть, и рассчитывала на то, что уж за такую дуру вы ее не примете. Какие есть варианты? Есть еще подозреваемые?
– Фактически любой из домашних мог это сделать, – ответил старик невозмутимо. – В доме всегда был большой запас инсулина, по крайней мере на две недели вперед. С одним из пузырьков можно было произвести нужные манипуляции, а потом незаметно подсунуть обратно, зная, что рано или поздно до него дойдет очередь.