— Но почему ты считаешь, что она в состоянии нас предать?
— Я не говорила, что она в состоянии предать именно нас. И для нее это не предательство. Если сейчас она встретится с юристами корпорации, знаешь как она на них посмотрит? Так же как на инженера Ли. Для нее они будут не представители безжалостной корпорации, не функции, а именно люди. У одного жена ушла, другому нравится аниме про школьниц, третий на самом деле хотел бы стать летчиком, например. И вот уже получаса не прошло, как она их всех понимает и дает им искреннюю любовь. А там, чтобы им понравится, чтобы у них карьера пошла в гору — она откажется от своего иска. Ах, да — еще и переспит с ними со всеми.
— Боже… это ужасно…
— Опять-таки, хрен его знает, ужасно или нет. — вздыхает Чон Джа: — мистер Хайд вон говорит, что она по-своему живет, окруженная любовью. Как Иисус Христос или Мать Тереза. Он говорит что это мы ее не понимаем, а может жизнь и нужно вот так жить… но для меня это диковато как-то. Я — это я и мои интересы — это мои интересы, и я не позволю никому мне мешать. А у нее все по-другому. Повторюсь — умом-то она все понимает, но внутри у нее все переломано и жаждет безусловной любви от мира. Боюсь даже представить, что с ней будет, когда она станет старой и ее сиськи отвиснут. Сейчас-то ей достаточно стянуть с себя трусики и все, вот она популярность.
— Это… довольно односторонняя популярность. — замечает Юна: — разве потом такая вот популярность не выходит боком? О ней же начнут говорить всякое… и в обществе приличном не примут.
— Я ж говорю, она наркоманка. Все понимает, но ей нужна доза прямо сейчас. Что будет потом — неважно. Психология наркомана, опять-таки. Вот поэтому она вчера к инженеру Ли пошла… ей нужна была доза восхищения и она ее получила. Это только со стороны кажется, что тот ее растлил и воспользовался юной школьницей. На самом деле это она им воспользовалась чтобы получить свое… ей бы в айдолы, вот где кругом восхищение… но нет. Вторая черта ее личности — она ненавидит осуждение, ее прямо крючит от этого. Так что в айдолы ей путь заказан, хотя в остальном она прямо для шоу-бизнеса родилась. Ладно, хватит про эту Оби, это задача мистера Хайда ей мозги выправлять, а у меня голова уже заболела, прямо с утра. Ты лучше сама на себя посмотри. Что с тобой?
— Э?
— Не экай мне тут. Ты же уже почти неделю знаешь, что эти сволочи с тобой сделали! И… ничего? То есть, я понимаю, что у тебя моральная травма, так ты скажи, что происходит. Если нужно отомстить, давай отомстим, этот Ё Син ведь уже передал тебе свой голос в фирме? Если ты поговоришь со своей мамой, то у вас однозначно будет преимущество по голосам, ты сможешь всех этих ублюдков из компании выкинуть и все там захватить! И уж ты как юрист лучше меня все знаешь. Но ничего не делаешь. Что такое? Ты тоже мать Тереза? Решила их простить? — Чон Джа поднимается со стола и складывает руки на груди, смотрит на Юну строгим взглядом. Та — отводил взгляд в сторону и теребит в руке прядь волос.
— Вот это и есть пример. — продолжает Чон Джа: — ты тоже как Оби. Знаешь, что нужно делать, но делаешь другое. Люди так устроены. Никто не делает то что нужно и меня это бесит. Вот пойду сейчас и этому инженеру Ли по шапке надаю, козел старый. Ладно Оби такая, но уж он-то мог устоять, взрослый мужчина! И почему все такие однокнопочные?
— Я… не знаю. — наконец отвечает Юна: — понимаешь, это вроде, как и не со мной было. Я же потом в больнице почти полгода лежала и все как будто пеленой подернулось. А когда я пытаюсь вспомнить, то… в общем лучше не вспоминать. И я понимаю, что я могу сейчас их всех в тюрьму посадить и фирму отобрать, но… если я об этом начинаю думать, то это вроде как — возвращается, понимаешь? И становится реальным. А я… — она отворачивается. Чон Джа вздыхает, встает со своего стула и подходит к ней. Присаживается рядом со стулом и обнимает ее.
— Ну-ну. — говорит она: — ладно, я поняла. Извини, не буду больше дурацкие вопросы задавать. Это твое решение. Но что бы ты не решила — мы тебя поддержим. Захочешь забыть про все — забудем и не будем вспоминать. Захочешь прижать этих уродов к ногтю — поможем.
— Я… пока не знаю, чего я хочу. — признается Юна: — у меня сил нет на них злится. Я еще тогда все пережила. Знаешь… мне кажется, что где-то глубоко внутри я все знала. И… струсила. Я же могла бы встать и… ну закричать, например. На помощь позвать. Вряд ли кто-нибудь услышал и помог, но по крайней мере я хотя бы протестовала, оказала сопротивление, понимаешь? Но нет, я лежала, покорная как селедка на разделочном столе… и я знаю, что в суде начнут задавать вопросы, я же была на таких делах. Там всегда говорят если женщина не сопротивлялась, значит все происходило по «обоюдному согласию». А я — не сопротивлялась.