И на первый взгляд все было в порядке — каждое утро в его комнату входила Суа, раздвигала шторы, помогала ему подняться и одеться, катила его на кресле-каталке в туалет и ванную комнату, накрывала на стол и кормила. После завтрака — он «работал». Покойный муж Суа, некий Ю — был художником, и она вывозил его на кресле-каталке на террасу, где и оставляла на пару часов. Оставляла рядом с высоким мольбертом с незаконченной картиной. Краски в жестяных тубах давно высохли, кисточки задубели и стали темными от времени и погоды, холст был покрыт темными, грязными разводами. Сидя в кресле-каталке рядом с растрескавшемся деревом мольберта и глядя на высохшие деревья в саду он чувствовал себя так, как будто попал в какой-то сон сумасшедшего, будто бы он галлюцинирует наяву. Как такое может быть? Как он может попасть в такие условия? Почему это происходит с ним?
Потом его везли на обед. Далее — сиеста, послеобеденный отдых. Домашние дела. Вернее, это у Суа домашние дела, а он сидит на диване и смотрит телевизор. Вечером — ужин. После ужина они разговаривают. Если не пытаться доказать Суа что он не ее покойный муж, то в целом она на удивление приятный собеседник. Впрочем, когда что-то ее не устраивает она не спорит, не повышает голос, она делает другие вещи… например может запереть его в комнате.
Он просил ее купить ему новый телефон на свое имя, но она проигнорировала его просьбу. Просто делала вид что не слышит его просьбу, а когда он стал настаивать — нахмурилась и резко встала, вышла из комнаты. Тут-то он и понял, что перегнул палку. Облился холодным потом, ожидая что она снова его в комнате запрет или что другое сделает. В конце концов она, например, еду ему готовит и проконтролировать что она туда кладет он никак не сможет. Просто толченного стекла насыплет и все. Или снотворного… а когда он уснет — ножницами ему веки отрежет, ну или мужское достоинство. Или в гроб затолкает, а гроб под землю закопает. Да мало ли что… так что когда он вернулась и стала делать вид что ничего не было — он с величайшим облегчением поддержал ее игру. Ничего и не было, никто себе мобильник не просил, нас все устраивает, дорогая, а что на ужин?
Несмотря на то, что Суа была чистой воды сумасшедшей шизофреничкой — она никогда не оставляла с ним рядом ножницы или ножи, всегда контролировала то, что он держал в руках, самолично нарезала ему мясо, а если он все же пользовался столовым ножом, то подходила к нему сзади, пользуясь тем, что он не мог повернуться в своем кресле-каталке. Но Чжи Мин не просто так вытащил свою заначку. Выдавая ей деньги он понемногу насыщал дом новыми бытовыми приборами, предметами интерьера, инструментами и конечно же — кухонными принадлежностями. В том числе — ножами. Если у тебя два острых ножа во всем доме, то контролировать их достаточно просто, но если ножей много то это становится затруднительным. И Чжи Мин знал, что делает, как говорят самый главный инструмент повара — это нож. Суа умела готовить и обожала порядок, а потому страдала от необходимости резать и рыбу и курицу и свинину и лапшу одним и тем же ножом.
— Как тебе новая плита? — спрашивает он у нее, пока она катит его в зал.
— Отличная, спасибо дорогой. Ты меня балуешь. — отвечает она, толкая его кресло-каталку: — просто замечательная. Сковорода на ней нагревается в доли секунды, я смогу готовить тебе еду еще быстрее и качественнее. Тебе нужно хорошо питаться, ты не забыл? Ты же гений и я не дам тебе умереть от голода.
— Ну да. — он отодвигает в сторону воспоминание о том, как колотил кулаками запертую дверь своей комнаты: — а как новый набор ножей? Это корейский производитель, но по японской технологии, то что раньше называли булатом или дамасской сталью.