Начало темнеть.
Вокруг застолья зажглись факелы, на танцовщицах стало чуть меньше одежды, а музыканты пересели с национальных духовых на национальные ударные. Не помню точно, как эта их штуковина называется — то ли дарбука, а то ли дарабука… короче, кожаный такой барабанчик на длинной ножке.
И тут я заприметил, что Ира вместе с Шестаковой почему-то не участвуют во всеобщем веселье. Сидят невдалеке за отдельным столиком и о чём-то активно трут.
— Вась! — крикнула сестра, увидев меня. — Вась, иди сюда скорее!
Зев пещеры открывался прямиком на извергающийся вулкан. Александр Борисович Алёшин сидел на каменном троне, высеченном прямиком из чёрной породы, и наблюдал за шоу. Потому как больше наблюдать здесь было незачем.
Чуток сталактитов, чуток сталагмитов, черепа по полу, да вот и всё. Жилище Чамары изо всех сил стремилось к минимализму.
Да, за спиной часть пещеры отделялась шёлковой ширмой, за которой находилось ложе суккубы. Гигантская постель с кучей подушек, свечи, бутылочки с маслами и какие-то странные качели с потолка, но… туда его не приглашали.
Хотел ли он туда?
О, да!
Но как бы ни была хороша Чамара…
— Не заманишь нас сиськами мясистыми, — твёрдо решил для себя повар.
За годы изнурительной работы его пирамида потребностей изрядно деформировалась. Да и юношеский спермотоксикоз уже не так бил по мозгам. Так что теперь, когда демоница торчала ему одно желание, он не собирался размениваться на несколько минут плотских удовольствий.
Нет-нет-нет…
Такой шанс нельзя слить так глупо.
— Скучал? — раздалось со стороны входа.
Хозяйка пещеры вернулась. Соблазнительно покачивая бёдрами, она подошла к трону, присела на подлокотник и как будто бы невзначай прижалась грудью прямо к лицу повара.
— Не передумал?
— Нет, — стиснув зубы ответил Алёшин и закинул ногу на ногу.
— Ну, как знаешь, — Чамара зловеще улыбнулась и передала повару пробирку с красной люминесцирующей жидкостью. — Это эссенция Ада.
— Кайф! — Алёшин вскочил с трона.
— Я выполнила свою часть сделки, — хмыкнула демоница и сползла на освободившееся сиденье.
— Спасибо!
— Не спеши, Алёш-ш-шин. Не спеши.
То ли улыбка была на её лице, а то ли оскал. В глазах демоницы в прямом смысле слова зажглись огни.
— Дальше ты принимаешь решение сам, — сказала она, едва сдерживая мрачную радость. — И только сам. Рекомендую хорошенечко подумать ещё раз. Взвесить все «за» и «против». Выпьешь, и твоя жизнь никогда не станет прежней…
— Мне батя так же про водку говорил, — пробубнил Алёшин, рассматривая жидкость на свет.
Чамара перестала улыбаться и едва удержалась от того, чтобы не закатить глаза. Ремарка повара была неуместна и развеивала всю атмосферу таинства.
— Кажется, ты не понимаешь, насколько всё серьёзно, маленький глупый человечишка.
— Да всё я понимаю, — отмахнулся Сан Борисович.
— Нет, не понимаешь! — суккуба повысила голос. — Это не шутка! Выпьешь и больше никогда не вернёшься в родной мир! Никогда не увидишь близких! Твоя душа навечно будет привязана к Аду! А помимо прочего, тебе придётся… эй! Ты что, уже выжрал всё⁈
— Ага, — кивнул Алёшин, занюхивая эссенцию Ада рукавом.
— А дослушать⁈
— «Помимо прочего, тебе придётся пожинать грешные души»? — уточнил повар. — Это ты хотела сказать?
— Не обязательно грешные, но…
— Поставить меня перед сложной нравственной дилеммой хотела, да? Типа, стоит ли мой покой всех тех страданий, которые я принесу в мир? Так вот слушай, стоит! Срать я хотел на грешников! Одним больше, одним меньше! Я для себя пожить хочу в кои-то веки! И чтобы не возвращаться на кухню, я не только на такое готов! Я готов даже на… ой…
Повар выпучил глаза и схватился за живот.
— Ой-ой-ой…
И тут:
— А-ААА!!! — Алёшин заорал от боли и упал на пол.
Кожа горела огнём. Заныли ногти, заболели зубы, виски сжало тисками, а пальцы ног как будто угодили в мясорубку. И ещё! Внезапно, один очаг боли расположился чуть выше задницы — не иначе Алёшину долбили копчик перфоратором.
— АААА-ААА-АА!!!
Превращение началось!
Катаясь по пещере, Алёшин стремительно краснел, будто брошенный в кастрюлю рак. Поварские тапки слетели, носки разорвались в клочья, и на месте человечьих ног появились копыта. Треснули штаны, и наружу вырвался длинный хвост с ороговевшим стреловидным наконечником.
Радужка глаз пожелтела, а сам зрачок вертикально вытянулся. Увеличились в размерах клыки. Выросли звериные когти.
Итого метаморфоза длилась не дольше минуты, но для Алёшина время растянулось в бесконечность. Во-первых, больно. Во-вторых, самое значимое событие в жизни как-никак.