Лаотлетий немедленно отправился к выходу, обойдя нас с девочкой стороной. Моя паранойя кричала, что я вляпался во что-то скверное и что этот запрос от миссий ксатов мне ещё аукнется. Но непонятно, зачем длинноухому всё это. Лаотлетий не кажется разумным, готовым пакостить по мелочи.
Проверка состояния девочки прошла быстро и без эксцессов. Я забрал у девочки посох и малышка тут же ухватила мою ладонь обеими руками.
— Сильно испугалась? — спросил я у девочки уже на улице.
— Было страшно. Он злой, — малышка невольно поёжилась. — Больше в церковь не надо?
— Думаю, несколько раз ещё зайдём. Но будем делать всё так же, как сегодня. Хорошо?
— Угусь, я запомнила, — девочка быстро-быстро закивала, преисполнившись уважением к собственной соображалке и запоминалке.
В тот же день к моей квартире пришёл помощник длинноухого. Я несколько удивился, увидев шедшего со мной до Магласии парня с искривлённым носом, но его приходу особого значения не придал. Несколько странно, что помощник рутифактора теперь работает на инквизитора, но я не знаю точных правил и инструкций о всяких помощниках церковных.
Меня больше удивила скорость ответа с миссии ксатов, где я помог вылечить детей. Страшно представить их судьбу, не окажись меня в городе и не выйди крылатая тварь на связь — но ещё страшнее представить свою судьбу. Я отправил сообщение в миссию в тот же вечер, как получил адрес длинноухого, и вовсе не рассчитывал получить ответ в обед следующего дня. Тем более что отправлял я из ратуши города в такую же ратушу города, а ответ мне доставили к двери квартиры.
Мормит писал, что детишки вновь оглашают коридоры голодными криками, но после страшных ночей членам миссии эти крики кажутся блаженной музыкой. Главный ксат писал, что с великой радостью и в ближайшее время отправит подтверждение на адрес Лаотлетия, что миссии не имеют отношения к моему мелкому наказанию. Последними строчками мормит ещё раз благодарил какую-то Спасительницу за мою помощь слабым и беззащитным, наставлял меня соблюдать какие-то её заветы и увещевал быть максимально осторожным в главном церковном городе.
После всего случившегося последние строчки письма казались насмешкой, но я благодарен мормиту за отзывчивость. И от этого на сердце появилось какое-то странное чувство, от него хотелось то ли смеяться, то ли плакать, то ли забиться в дальний угол и притвориться табуреткой. Противное чувство.
Где-то через неделю после случая в церкви церковный караван собрался. И отправился в путь. Десять повозок, извозчики, охрана. И Лаотлетий со своим помощником. На всём пути инквизитор ехал в отдельной повозке, я же довольствовался компанией Хубара с шепелявящим мужиком и Малаюнарии с помощником.
В первый день пути я ловил насмешливые взгляды. А как их не ловить, если в повозке появился мехово-тряпичный кокон? Я привычно посадил девочку между своих ног, обернулся плащами и наружу торчало только два дышла. Я чувствовал себя сутулой собакой, вмёрзшей в лёд, и старательно грелся от тёплых вещей и девочки, а та только рада сидеть вплотную ко мне и всю дорогу не спускала с мордашки самодовольное выражение.
Но меня больше напрягал не холод, а шепелявящий мужик с «Детектором лжи». Приходилось в разговорах не участвовать, либо говорить коротко и максимально уклончиво. Зато длинноухая начальница Хубара на всём пути трещала без умолку.
— Мне непонятна ваша отчуждённость, Лик’Тулкис, — на одном из привалов сказала Малаюнария. Мы тогда сидели вокруг костра, уже поужинали и пили горячий отвар.
— Чувствую себя не в своей компании.
— Бросьте, бросьте. Вы не понимаете всего, по вам видно, что внутренние дела Всеобщей Церкви вас не касаются. Это вам хорошо, но ведь вы-то должны понимать, в каком именно деле участвуете.
Я не понимал сути сказанного, и вместо ответа приложился к кружке с отваром и терпкой добавкой, кой в кружке половина. Сидевшая рядом девочка куталась в моём плаще, держа кружку перед собой и стараясь смотреть куда угодно, но не на окружавших нас церковников. Особенно сидевшего напротив Лаотлетия. Всполохи костра тенями играли на лица длинноухого, огонь хищно отражался в его голубых глаз, а взгляд частенько останавливался на малышке. Но за всё время в пути он вообще не пытался заговорить ни с кем из группы.
— Ликус не в курсе обо всей подготовке, — язвительно ухмыльнулся Хубар.
— А надо? — мой голос пропитал сарказм и ирония. — Мне моя задача ясна. Если, конечно, в последний момент всё не изменили, а меня в известность не поставили.