Хоть о моих дальнейших планах было известно, но всё равно авантюристы попытались уговорить меня отправиться в бордель. Я отказался и завязался непринуждённый спор, со взаимными шутками и подколами.
— Ой, здравствуйте. А вы к нам?
К нам подошла женщина, ведущая за руки мальчика и девочку одинакового роста и похожих друг на друга. У каждого ребёнка в свободной руке была булочка — креп, местное изобретение, когда внутрь булки засовывают творог, смешанный с мёдом и орехами.
— Здравствуй, Гурана, — заговорил Джосс. — Мы к вам. Проводишь нас?
— Да, конечно. Спасибо вам, что решили посетить нас. Одну минуту, прошу. С детьми только попрощаюсь.
Джосс тяжело вздохнул наблюдая, как вдова села на колени перед двумя своими самыми драгоценными сокровищами и стала объяснять детям, чтобы они прямо сейчас пошли домой, ибо маме надо работать.
Я попросил стоящего рядом Торкла подержать посох, снял сумку и принялся искать в ней кое-что важное для Джосса. Если верить его рассказам, то Гурана переехала в Эльбен полтора года назад лишь за несколько дней до моего приезда. И работа в борделе была единственной для неё возможностью прокормить детей. Другого ей просто не оставила судьба: выйдя замуж ещё в девичестве за городского стражника и родив ему двух прекрасных близнецов, она стала настоящей хранительницей очага. Она только и умела, что творить домашний уют на всегда стабильное жалование мужа. Ровно до случая, когда во время патрулирования спящего ночью города он с другим стражником не наткнулся на группу пьянчуг, не знавших меры в алкоголе. Они не захотели отправляться по домам, а вместо этого отправили двух стражников к богам. Несмотря на честно исполняемые обязанности на протяжении многих лет, их семьям отказали в компенсации, сославшись на то, что они не должны были подходить к пьяным. И вообще, они сами виноваты, что погибли. Не зная себя от горя, от обиды и разочарования, Гурана взяла детей, собрала пожитки и переехала сюда.
Наконец найдя нужные вещи — я ткнул Джосса в спину. Он повернулся и увидел протянутые два маленьких свёртка и мой взгляд, намекающего на детей. Кивнув в благодарность, он присел и протянул детям по свёртку со сладким ореховым угощением. Сегодня у этих маленьких созданий настоящий праздник: они наконец погуляли с мамой, вечно занятой на работе; каждый из них получил по целой вкусной булочке, чего раньше никогда не случалось; и даже добрый дядя угостил их чем-то вкусненьким.
Я смотрел на детей, видел их взгляд, которым они пожирали Джосса и знал, о чём думали эти два маленьких человечка и что так боялись спросить: станет ли этот авантюрист, так часто приходящий к маме, их новым папой. И если с Баратом и Рувилой всё понятно и пытаться делать что-то бесполезно, то хотелось как-то помочь Джоссу — жизнь его гораздо короче моей и, скорее всего, осенью наши дороги разойдутся окончательно. Мало того что он теряет друга в лице Барата, так ещё и никак не решится преодолеть барьер и сделать шаг вперёд. Но сейчас, смотря на два невинных и таких счастливых маленьких личика — пусть у него в голове станет на один пункт к мотивации больше.
Но вот Гурана закончила говорить с детьми, а они так и не решились задать свой вопрос. Поблагодарив за угощение, дети пошли в ту сторону, откуда пришла наша компании. Попрощавшись со всеми и пообещав по возможности зайти к портному, я навсегда попрощался с Баратом и компания направилась за Гураной.
— Барат, стой. Забыл!
— Ты не хочешь, чтобы я уезжал? Спасибо, но ты не в моём вкусе.
— Это было обидно. Подожди, забыл передать.
Услышав историю зелья и его свойства, Барат был в полном праве выкинуть его — но вместо этого остроухий горячо поблагодарил за такой подарок. В самом лучшем случае ему три недели ехать до родных мест и на пути всякое могло произойти, так что даже такое зелье может жизнь спасти. Пообещав написать Джоссу, если придётся воспользоваться зельем, Барат вернулся к остальным. Я к гильдии свободных торговцев с мыслью, что осталось: забрать заказ, благо деньги на его оплату лежали в сумке; найти Бриана; дождаться Лину. И наконец-то поехать в деревню.
В практически пустом зале гильдии трудно не заметить одиноко сидящего разумного, с лысой головой и густыми бакенбардами.