Александр остановил машину, они вышли из нее, разминая ноги после долгого сидения и щурясь от яркого света. Джулия посмотрела на ивы, окружавшие двор, и на каменный портик с надписью на нем: «Бессмертие». Они не пошли в дом, а побрели по мокрой траве в сад. В самом его центре они подошли к солнечным часам и остановились, глядя на длинную тень, отбрасываемую поднятым вверх металлическим пальцем.
Джулия подняла голову.
— Я рада, что мы приехали сегодня, — тихо сказала она. — Рада, что я опять здесь. Здесь стало прекраснее, чем когда-либо.
— Джулия, — резко сказал он, — мы не обязаны здесь оставаться. Если ты не хочешь жить в Леди-Хилле, я продам его и мы переедем в любое другое место. Куда ты захочешь.
Она приняла этот жест великодушия как щит для будущего.
— Я хочу остаться в Леди-Хилле. Если ты примешь меня.
Александр привлек ее к себе, прижимаясь всем телом.
— Я старею. Мне скоро пятьдесят… — Джулия закрыла ему рот рукой непроизвольным жестом. Он отвел ее руку и продолжил — …и если ты не останешься со мной сейчас, я не знаю, что мне делать.
Джулия медленно опустила голову ему на плечо.
— Ты боишься? — опять спросил он. Она боялась Леди-Хилла еще до того, как случился пожар. Но теперь страх прошел. Джулия понимала, что он спрашивает ее не только об этом, но и о гораздо более важном сейчас — не боится ли она попытаться начать снова, после всего, что было между ними.
— Нет, — ответила Джулия. Она почувствовала последнее холодное прикосновение страха, а также необходимость избавиться от него.
— А ты, Александр, не боишься?
Он улыбнулся.
— Я люблю тебя.
— Я тоже люблю тебя.
Ее голова все еще покоилась у него на плече. Это было самое величайшее наслаждение, которое она когда-либо испытывала.
Но теперь, когда она подняла голову, груз надежд показался ей непомерно тяжелым, чтобы его выдержать. В прошлом связующие их нити казались слишком тонкими, чтобы не порваться, и слишком слабыми, чтобы притянуть их обратно друг к другу. Они опять вместе.
Александр погладил Джулию по волосам.
Тень от солнечных часов значительно удлинилась. Мертвые руки летних растений были оплетены вьюнком, а между сухими ветками, которые были когда-то цветами, протянулась паутина.
Джулия заметила, что в саду полно работы, и удовольствие от сознания необходимости этого процесса в соответствии со сменой времен года наполнило ее сердце радостью.
Александр все еще обнимал ее.
— Я никогда не видел твоего итальянского парка, — сказал он.
— Он совсем не похож на этот. И теперь он принадлежит Томазо. — Джулия говорила об этом добродушно, без тени сожаления. — Мы можем как-нибудь съездить туда и посмотреть.
— Как-нибудь, — согласился Александр. — А ты знаешь, что бы я теперь хотел?
Думая, что он скажет о завтраке, о чашке горячего кофе, она улыбнулась и сказала:
— Чего же ты хотел бы?
— Я бы хотел сына. Для Леди-Хилла.
Джулия замерла на месте. Рука Александра прикоснулась к ее животу так нежно, как будто там уже был ребенок.
Она подумала: «Мне еще нет сорока. Можно рискнуть». Она была убеждена, что суха и бесплодна, как старые осенние листья, но сейчас вдруг она поняла, что если захочет этого сама, то сможет быть плодоносной, как сама земля.
— Ребенок. Ты действительно этого хочешь?
— Да.
Джулия засмеялась, стараясь скрыть смущение.
— Сэр Феликс Блисс, — шутя прошептала она.
Александр поправил ее:
— Сэр Джошуа Блисс. Хотя нет, возможно, что и нет. И боюсь, что в конце концов будут звать Перси.
— Сэр Перси Александр Блисс, — эхом отозвалась Джулия. — А что, если будет девочка?
— Ты же знаешь, что Лили самая большая радость в моей жизни. Я не могу представить, что мог бы любить какого-нибудь другого ребенка больше, чем я люблю Лили, но знаю, что с другими отцами это случается.
Джулия заглянула ему в лицо. Оно уже было тронуто морщинками и уголки его век слегка опустились вниз, что лишь подчеркивало его насмешливый взгляд. Волосы поседели на висках и стали тоньше, но он еще не был пожилым человеком.
Она чувствовала, что он все еще молод, как и она, и что она беззаветно любит его.