И правда заключалась в том, что если бы то, что Этроуз назвал «планом Армака», сработало, долгосрочные преимущества для Чариса были бы неисчислимы. Если это удастся, жители Буассо и Чешира никогда не забудут, как Чарис пришел им на помощь. А владельцы чарисийских мануфактур и их новомодные «корпорации» в конце концов заработали бы кучу марок. На самом деле, часть Стар-Райзинга испытывала искушение увидеть во всем этом циничный акт добра ради добра, но он знал лучше. Никто не мог смотреть в синие, как сейджин, глаза Мерлина Этроуза и сомневаться в искренности, стоящей за ними.
Но прежде чем Армаки были готовы гарантировать такие огромные суммы из своего личного кошелька, им нужны были хотя бы какие-то гарантии возврата. По крайней мере, им нужно было знать, что чрезвычайный совет способен поддерживать порядок, и пока совет не сбросит оковы своего подчинения императорскому двору, он не мог этого сделать. Именно то, что заставляло крестьян — и даже крепостных — доверять совету, заключалось в том, что он был местным. Горький опыт научил этих крестьян и крепостных истине древней максимы о том, что «только две вещи выходят из Шэнг-ми: смерть и налоги». Возможно, они не слишком любили некоторых из своих собственных землевладельцев, но у них было достаточно веры в местных аристократов, таких как Кристл-Фаунтин или сам Стар-Райзинг, и, особенно, в священнослужителей, таких как епископ Йопэнг, чтобы рискнуть довериться им.
Они никогда не стали бы доверять императорской короне — не совсем, — и деревенские газеты опубликовали тирады, исходящие от Ю-кво. В некотором смысле яростные поношения короны только заставили крестьян и крепостных еще больше доверять совету, но это не могло продолжаться долго. Нет, если совет будет упорствовать в попытках пройти по натянутому канату между выполнением того, что было необходимо для выживания людей, которые доверяли ему, и открытым вызовом Чжью-Чжво. Они сделали все возможное, чтобы убедить Ю-кво, что у них не было выбора, кроме как предпринять каждый шаг, который они предприняли, если они хотели поддерживать порядок в Буассо и Чешире, а императору было все равно. Либо он им не верил, либо действительно предпочел бы видеть, как западные провинции его империи утопают в крови и разорении, чем принять серьезные реформы, а тем более прямую помощь чарисийцев. Все, что могло бы предположительно убедить его в том, что чрезвычайный совет не собирался бросать вызов его власти, могло только убедить крестьян и крепостных в том, что совет не собирался проводить эти реформы.
Было много членов совета, которые не хотели их принимать. Сей-хван Цейю был тому примером. Но лишь горстка из них верила, что они или их семьи смогут выжить, если не сделают этого. И вот они пришли к этому.
— Как мы хотим себя называть? — спросил Кристл-Фаунтин через мгновение. — Мятежники, объединенные безумием?
— Вероятно, это не лучший выбор, сын мой, — сказал епископ с глубоким смешком.
— Ну, мы должны как-то называть себя, если мы собираемся сделать это постоянным, милорд, — указал барон. — Во всяком случае, что-то более… весомое, чем «Чрезвычайный совет».
— Согласен, — сказал Стар-Райзинг. — И не знаю как вы, но я искренне не хочу пытаться выставить себя каким-то военачальником, как некоторые из тех кровожадных ублюдков в Тигелкэмпе! Если это сработает, нам нужно что-то с настоящим, функционирующим парламентом — вроде тех, что есть в Чарисе.
Глаза Кристл-Фаунтина расширились, и Стар-Райзинг фыркнул.
— Я не предлагаю завтра провести выборы и передать все крепостным, Таншвун! Однако в конце концов нам понадобится такой уровень реформ, и вы это знаете. Поэтому, полагаю, я предлагаю перейти к нему как можно быстрее. Искушение будет заключаться в том, чтобы удержать контроль, потому что мы, очевидно, знаем лучше, и это искушение будет еще сильнее, потому что я подозреваю, что мы знаем, по крайней мере, сейчас. Но, как говорит епископ, мы должны убедить палату общин, что у них будет подлинный голос в будущем, если мы ожидаем, что они рискнут прислушаться к нам.
— Согласен… я полагаю, — сказал Кристл-Фаунтин с явной неохотой.
— А пока, как насчет того, чтобы назвать себя «самоуправляющимся регионом»? — предложил Йинчо. Остальные посмотрели на мэра, и он пожал плечами. — Таким образом, мы по-прежнему не предлагаем открытого, преднамеренного неповиновения императору, но мы ясно даем понять, что собираемся принимать собственные решения.