— Вы действительно считаете, что это наш лучший курс, милорд? — спросил другой голос, на этот раз с южным акцентом. Зангджу Бинджи, герцог Саммер-Флауэрс, был еще одним новичком. Он также был одним из очень немногих дворян Южного Харчонга, чья родословная выгодно отличалась от большинства северян в восстановленном совете Чжью-Чжво, и выражение его лица было сосредоточенным, задумчивым, когда он склонил голову набок, глядя на Голден-Санрайза.
— В отсутствие хорошего варианта, милорд, нужно выбрать наименее плохой из доступных, — ответил Голден-Санрайз. — Я бы никогда не предположил, что его верховное величество должен молча терпеть такое оскорбление своих прерогатив, если бы верил, что в настоящее время мы можем эффективно наказать этих высокомерных выскочек.
— И все же не будет ли длительное молчание рассматриваться как согласие? — спросил Сноу-Пик тоном человека, который просто размышлял вслух.
— Возможно, — признал Голден-Санрайз, краем глаза следя за выражением лица императора. — Я боюсь, однако, что мы должны посоветовать его верховному величеству… выбрать свои сражения в этот опасный момент в истории его империи. Какими бы дерзкими ни были Стар-Райзинг и другие, они всегда старались быть скрупулезными, заявляя о своей преданности его верховному величеству и короне.
Лицо Чжью-Чжво слегка напряглось, и Голден-Санрайз плавно продолжил.
— В конечном счете, конечно, такие претензии, как у них, должны быть подавлены, но, несомненно, в данный момент ситуация в восточных провинциях представляет гораздо большую непосредственную угрозу как прерогативам его верховного величества, так и территориальной целостности его империи!
О, проницательно сделано, Жуанжин! — Норт-Уинг-Блоуинг мысленно поздравил своего союзника, когда глаза Чжью-Чжво вспыхнули.
Первый советник наблюдал за выражением лица Сноу-Пик. Командующий армией был опытным придворным, так что это выражение почти ничего не выражало, но оно было для глаз, которые знали, что искать, и Норт-Уинд-Блоуинг точно знал почему.
Двумя месяцами ранее граф Рейнбоу-Уотерс пересек границу с Мэддоксом из епископата Сент-Барнэбей во главе почти четверти миллиона человек. Подобно Стар-Райзингу и его товарищам, опальный граф был очень осторожен, заявляя, что его единственной целью было восстановление общественного порядка. И он был удивительно успешен в этом. Двести пятьдесят тысяч человек — не такое уж большое число, когда оно разбросано по такой обширной территории, но имя графа имело огромный вес среди крепостных и крестьян-фермеров. Несмотря на все усилия Копий, слухи о могущественном воинстве и рассказы о том, как Рейнбоу-Уотерс боролся за возвращение своих войск и, по крайней мере, кормил и одевал их в их вынужденном изгнании, просачивались в восточные провинции в течение многих лет. В процессе граф превратился в своего рода икону, комбинацию Лэнгхорна и старых сейджинов, вернувшихся в мир! Он, несомненно, был единственным великим дворянином Харчонга — и таким он и остался, несмотря на конфискацию его земель — даже мятежные крепостные были готовы последовать за ним.
Многие восточные города, похоже, также поддались его репутации, и один городской совет за другим обращались к нему с петициями о том, чтобы он взял их граждан под свою защиту. И ходили упорные слухи — слухи, которые подтвердили агенты Норт-Уинд-Блоуинг, хотя он еще не передал информацию императору или остальным членам совета, — что еще четверть миллиона ветеранов могущественного воинства стекаются в восточный Лэнгхорн и Стен под командованием племянника Рейнбоу-Уотерса, барона Уинд-Сонг, с аналогичными результатами.
Даже репутации Рейнбоу-Уотерса — или его хорошо дисциплинированных войск — было недостаточно, чтобы предотвратить вспышки грабежей и всего того отвратительного насилия, которое сопровождало их, но по сравнению с районами, находящимися вне его контроля, их было невероятно мало и далеко друг от друга. Что, конечно, означало, что даже местные представители мелкой аристократии, несомненно, были благодарны ему за присутствие, хотя по большей части держали рот на замке.
Сноу-Пик знал об этом так же хорошо, как и все остальные. Действительно, причиной, по которой он был назначен на свой нынешний пост после смерти своего предшественника в Шэнг-ми, было его ожесточенное неприятие требований Церкви, касающихся оснащения и — особенно — обучения могущественного воинства Божьего и архангелов. Он подал в отставку с поста одного из старших командиров могущественного воинства в тот день, когда Рейнбоу-Уотерс уступил этим возмутительным условиям, и его ненависть к изгнанному графу была почти такой же сильной, как у самого императора. Возможно, она была даже больше, поскольку территория под властью Рейнбоу-Уотерс продолжала расширяться, потому что «армия» под его собственным командованием никогда не смогла бы сравниться с этим достижением, даже если бы крестьяне и крепостные были готовы принять его. У него было больше людей, чем у Рейнбоу-Уотерса, но очень немногие из них были вооружены оружием нового образца.