С каждым выдохом Лиам все сильнее заражал воздух, но Джастин не собирался заболевать его отчаянием. Пришлось в очередной раз потянуть себя за волосы, вытаскивая тем самым мрачные мысли из головы. Они с Лукасом не погибнут. Они обязательно что-нибудь придумают. Когда они вдвоем, их головы работают в разы лучше, а это значит, что смерть им не грозит.
– Прости, мне просто нужно было выговориться кому-нибудь, – Пенни улыбнулась, и в этот раз улыбка была почти настоящей. Ей действительно стало легче, но теперь развеять сомнения предстояло Джастину.
– Можно я задам один вопрос?
– Да, конечно.
– Я понимаю, почему ты делаешь то, что делаешь. Я бы сам, наверное, поступил так же. Я не могу представить, как позволяю своему другу сделать с собой что-то плохое, но все же ты правда считаешь, что это правильно?
– Что именно? – Пенни широко раскрыла глаза.
– Заставлять Лиама жить, когда он этого не хочет.
Джас и сам не понимал, зачем спросил об этом и вообще продолжал разговор, когда его можно было закончить еще на извинении Пенни, но не мог заставить себя замолчать. Его страхи насчет Лукаса снова одолевали его, но теперь, когда Уэллс знал историю Лиама, к ним прибавился еще один. Джастин не хотел рассматривать этот вариант, но понимал, что он возможен. Лукас иногда впадал в крайности.
– Я имею в виду, ты делаешь это ради него или ради себя? Если ты просто не хочешь оставаться одна, то это эгоистично по отношению к Лиаму, разве нет?
Молчание снова затягивалось. Это был не тот разговор, который они хотели бы продолжать, но от него уже не получится сбежать.
– Я считаю неправильным быть единственным человеком, способным отговорить его от непоправимого, и не сделать этого, – резко и твердо ответила Пенни. – Я считаю неправильным не помочь ему в трудный момент и не показать, ради чего Лиам должен бороться. Я буду тащить его за собой столько, сколько потребуется, чтобы вернуть его в нормальное состояние. Я не сдамся, пока не пойму, что смысла действительно больше нет, и до этого момента я буду заставлять его жить даже против его воли. Мне плевать, правильно это или нет. Я делаю это ради него. Я хочу, чтобы он увидел, что в этом мире еще не все потеряно. Он не заслуживает того, чтобы умереть несчастным человеком. И я сделаю все ради того, чтобы не допустить это. А теперь, если у тебя больше нет глупых вопросов ко мне, я пойду отдохну.
Спрыгнув с окна, Пенни уверенным шагом направилась к Лиаму, чтобы лечь к нему на плечо и провести остаток ночи с ним, но Джастин преградил ей дорогу рукой.
– Я обычно этого не говорю… Но ты крутая.
Подобное заявление поставило Пенни в тупик, но Джастин не собирался объясняться. Он и так превысил свой годовой лимит по взаимодействию с малознакомыми людьми, а последняя фраза и вовсе далась парню с титаническим трудом. Тем не менее он сказал правду. Другие на месте Пенни вряд ли смогли бы подобрать слова для ответа на подобный вопрос, но дело даже не в этом. Она помогла Джастину понять кое-что для себя. Мир после Пожара не выглядел жизнеутверждающе, а Пенни продолжала искать то, ради чего можно жить не только ей, но и Лиаму. Это делало ее крутой. Это вдохновляло не опускать руки.
– Спокойной ночи, – девушка снова смягчилась. Не было смысла злиться на Джастина за его вопрос. Как-никак он – ребенок, пытающийся разобраться в том, как жить после того, как все остальное погибло.
– И тебе.
Пенни ушла, и Джастин остался наедине с собой и невидимыми за тучами звездами. В тишине и некотором душевном спокойствии, которого он не ощущал уже очень давно.
Глава XVIII
За свою жизнь Джастин успел повидать много рассветов: он часто не спал всю ночь только ради того, чтобы насладиться ленивым началом нового дня, когда солнце особенно старалось над расцвечиванием облаков. В такие моменты весь мир еще дремал, и никто не мог нарушить тишину и одиночество, которых так не хватало Джастину в течение дня. Во время рассветов существовал только он.
Теперь же все было по-другому, и дело не столько в двух малознакомых людях, находившихся в трех шагах от Джастина, сколько в небе. Оно не окрасилось ни в золотисто-розовые, ни в красно-оранжевые цвета, лишь на улице стало несколько светлее, чем было час назад. В жизнях людей, и без того напуганных огнем, мародерами и жаждой, больше не осталось ничего прекрасного – их лишили даже рассветов, и черное небо стало напоминанием о том, что Лиам кругом прав. Но это все еще не означало, что Джастину пора сдаваться.