Первоначально площадь была местом сельских сходов, на которых объявлялись «повеления» владельца села, то ли князя Черкасского, то ли графа Шереметева, творился суд, решались мирские дела. Зимой крестьяне собирались в судной избе.
«Сущность дела при приглашении на сходы не объявлялась, да и самые вопросы ставились по желанию выборного (в его руках находилась судебная и административная власть) или управляющего, — писал Я. Гарелин. — Богатые крестьяне или, по местному выражению, первостатейные и добросовестные (выборные по разным отраслям хозяйства) сидели около выборного за столом, а остальные все стояли не только в комнате, где было собрание, но и в сенях и даже на улице, так как судная изба была небольшая; предложения о разборе дел читались старшим земским (секретарем) или объявлялись выборным словесным. Сбора голосов не было, а почти постоянно по совету добросовестных и первостатейных дела решались согласием прочих, посредством крика голытьбы: „согласны!“
Здесь же, на площади, приводились в исполнение приговоры о телесных наказаниях. Чаще всего провинившегося стегали розгами. В серьезных случаях в ход пускали кнут. Тогда на площадь собирали всех жителей села — в назидание. Кнутом был наказан, в частности, крестьянин Дмитрий Икрянистов, обвиненный в 1776 году в поджоге. Двадцать пять ударов кнута, с последующей ссылкой на каторжные работы, получил в 1818 году крестьянин И. Нечунаев „за ругательство над крестом“».
Она находилась на том самом месте, где теперь трамвайные пути поворачивают с проспекта Ленина к улице 10 Августа. До нас дошло подробное ее описание. Построили избу из могучих бревен — в семь-двенадцать вершков толщины (от 31 до 52 сантиметров). Доски для пола и потолка не пилили, а тесали топором.
В первом этаже помещался архив, где хранились разного рода дела по управлению вотчиной, и так называемая «черная», иначе говоря — арестантская. Второй этаж был отведен для собственно приказа. Он состоял из двух комнат и сеней. В первой комнате — судейской — проходили заседания членов управления. Здесь вершили суд над крестьянами, налагали штрафы, взимали оброки и недоимки. Во второй комнате, сборной, помещались канцеляристы. Здесь же ожидали решения своих дел просители.
Во время больших пожаров, то и дело случавшихся в селе, приказная изба неоднократно сгорала. Но всякий раз ее восстанавливали в первоначальном виде. Правда, не на самом пепелище, а чуть в стороне.
После образования города Иваново-Вознесенска бывшую приказную избу продали под жилье некоему мещанину Гусеву. А в конце 80-х или в начале 90-х годов ее снесли. Возможно, потому, что понадобился участок, но скорее всего из-за того, что она служила чересчур уж наглядным напоминаем о страшном времени крепостного права. На этом месте на средства города был возведен неказистый кирпичный дом, в котором позднее открыли амбулаторию.
Но вернемся к судной избе. Самым мрачным местом в ней была, конечно, «черная». Кого же в ней держали? Официально она предназначалась для крестьян вотчины, уличенных в разных проступках вроде пьянства и воровства. Несомненно, такие арестанты составляли определенную долю. Но столь же очевидно и другое: сюда заключали всех недовольных крепостным режимом и порядками, которые царили на текстильных мануфактурах.
Как известно, в дореформенную пору крестьяне испытывали двойной гнет — помещика и «капиталистых» земляков — владельцев мануфактур. Доведенные до отчаяния притеснениями, произволом, изнурительной работой, крепостные нередко совершали поджоги мануфактур, ударялись в бега или «шли в разбойники». Недаром вотчинная полиция имела строгий наказ следить за тем, чтобы рабочие текстильных предприятий «не токмо по ночам с дубинками и кистенями по улицам не ходили, но и в день без дела не шатались». Всех задержанных немедленно препровождали в «черную» для суда и расправы. Сажали сюда также нищих, которых в селе было великое множество, раскольников и беглых попов.
Арест, пожалуй, был самым легким видом наказания для крестьянина, обвиненного в том или ином проступке. Чаще ему вдобавок надевали железные «поручники», а ноги стискивали деревянными колодками.
В большом ходу были розги, кнут. «Смутьянов» ссылали также на поселение, сдавали в солдаты.
Кормили арестантов очень скудно, а порой не кормили вовсе. Чтобы не умереть с голоду, они просовывали в маленькие окошечки, между железными прутьями решетки, мешочки для подаяния. Затем, стараясь привлечь внимание прохожих, вызвать у них сочувствие начинали распевать: «Подайте, Христа ради, бедным и невольным заключенникам!»