— А впрочем, знаешь что, Михаил, давай перенесем нашу дискуссию на курсы. На занятиях и расскажем, что мы знаем о танках, — дружески улыбаясь, сказал Пархом.
Очевидно, и кремлевские курсанты в этот день получили увольнительные в город. По одному и группами они возвращались в Кремль.
— Много их тут сегодня, — заметил Михаил.
— Пускай гуляют, — сказал Пархом. — И нас отпустили, и им разрешили пойти в город, ведь сегодня День Красной Армии. Ровно два года ей! Вечером мы должны быть на собрании. С докладом выступит наш седовласый старик, — тепло вспомнил он секретаря партячейки.
Приближаясь к выходу из Кремля, неожиданно увидели двух курсантов, шедших им навстречу со стороны Троицких ворот. Пархом замедлил шаг.
— Михаил! — взял товарища за руку. — Возможно, я обознался, но вон тот низенький курсант похож на моего знакомого.
Тут же вспомнил о полученной от Марии Ильиничны записке. Она сообщала, что действительно на кремлевских курсах есть курсант Илларион Матусевич из Елизаветграда. «Однажды, когда он дежурил на посту номер двадцать семь, я спросила, откуда он и как его фамилия. Но о вас не сказала», — сообщала Мария Ильинична. Значит, она хотела нам обоим сделать сюрприз, мелькнула в голове мысль. Это в ее характере.
— Простите, — козырнул Пархом, поравнявшись с курсантами. — Хочу спросить, не Аривоном ли вас зовут? Вы из Елизаветграда?
Курсант пристально посмотрел на Пархома.
— Неужели это вы? Я никогда не узнал бы вас с такой бородой. — Бросился к Пархому, и они обнялись. — Неужели это вы? — повторял курсант.
— Я!.. Я! — произнес Пархом, держа Аривона за плечи.
— А я не забыл вашей фамилии… Гамай! Пархом Гамай! — восхищенно воскликнул курсант.
— Как видите, и я не забыл Иллариона Матусевича. И отца помню, и маму вашу, и брата.
— Разве я совсем не изменился? — Илларион восторженно пожимал руку Пархома. — Мне тогда, как вы уехали, шел только девятый год, а теперь уже двадцатый.
— Как сказать… Да что это мы «выкаем»!
— Давай перейдем на «ты», — блеснул черными глазами Матусевич.
— Тогда познакомься с моим другом.
— А ты с моим.
Начались расспросы, воспоминания.
— Как же ты живешь, Илларион?
— Живу так, как и все солдаты. Вступил в Красную гвардию, почти два года воевал, был пулеметчиком, наш «максим» стоял на тачанке. Сюда, на курсы, направили прямо с боя. Немного поучился, попросился снова на фронт, не пустили. Да еще и отругали. Сказали, делай то, что велит партия. У меня уже третий год есть партбилет, — похвастался Илларион.
Пархом смотрел на жизнерадостного юношу, и ему не верилось, что малыш, когда-то с восторгом принявший его подарок — красно-синий мяч, теперь бравый красноармеец и коммунист. Пархом рассказал о себе.
— Я провожу вас до ворот, потому что мне уже скоро нужно явиться в казарму, только жаль, так мало пришлось поговорить с тобой, — сожалел Илларион.
Встретились они через две недели, и разговор был не такой торопливый.
— Вот теперь наговоримся вдоволь, — радовался Илларион. — Разрешили посидеть в красном уголке, ведь на дворе лютый мороз. И мне подробнее расскажешь о себе, а потом и нашим курсантам. Не сегодня… Я уже и нашему комиссару доложил о тебе, о твоем участии в горловском бою. Он заинтересовался. Это же, говорит, ветеран революции. И хочет, чтобы ты выступил перед курсантами, потому что у нас не так часто встречаются участники боев на баррикадах пятого года. Так выступишь? — допытывался Илларион.
— Могу выступить, коль ты за меня расписался. А ты все такой же, Илларион. Ведь и мальчиком был беспокойный, неугомонный, все что-то выдумывал.
— Плохое?
— Да нет! Хорошее. То на реку нас вдруг тащил, то тормошил всех, чтобы сделали тебе трехколесный велосипед, то выдумывал новую игру в мяч «третий лишний».
— И ты не забыл обо всем этом, Пархом! Так что, выступишь? — нажимал на гостя неугомонный Илларион. — Ты же знаешь, сегодня мы здесь, а завтра пошлют на фронт. Наших курсантов тут долго не держат.
В красном уголке они рассказали друг другу более подробно, где пришлось побывать за эти долгие двенадцать лет. Больше расспрашивал Илларион. Ему хотелось узнать как можно больше о жизни Пархома.
— Что сказать тебе, Илларион. Царскую войну прошел в боях, насиделся в проклятых окопах. А сколько вшей кормили! Патронов и снарядов было очень мало. Поэтому и гибли наши солдаты тысячами. Разных людей видел, и хороших, и плохих. Здесь, в Москве, встретил хороших знакомых.