Сколько же «пчеловылетов» за нектаром накопят в сотах килограмм меда?
Чтобы понять, что такое пчелы, надо представить себе кишение многоротой колонии крохотных крылатых существ. Как бы узлом сил притяжения связана в пространстве вся эта легкая и динамичная система, в которой тысячи составляющих ее особей занимают какой-то необходимый воздушный объем. Отрываясь от постоянного, «привязанного» к месту гнезда, разлетаясь по всем направлениям, в разных ярусах, сборщицы добираются до самых укромных цветущих уголков, где они находят для себя нектар и пыльцу и откуда возвращаются в гнездо, чтобы, сложив здесь свою добычу, снова растечься по невидимым воздушным артериям.
В дни обильного взятка, в пору пчелиной страды, навстречу спешащим в поле сборщицам к улью нескончаемыми очередями трассирующих пуль стягиваются возвращающиеся домой крылатые охотники за нектаром. Тонкие, пунктирные ручейки меда с утра и до сумерек струятся к узкой щели летка, за которой идет выгрузка и укладка медовых запасов.
Летная жизнь пчелы коротка, каждая минута полета обходится семье дорого; поэтому пчелы вооружены воспитанным в процессе отбора инстинктивным умением максимально использовать летное время и экономить летную энергию.
В дни взятка ни одна пчела, годная в полет, не отсиживается на сотах без дела и не теряет времени попусту при работе на цветках. В эту пору особенно заметной становится одна важнейшая черта в поведении сборщиц — их «цветочное постоянство».
Давно отмечено, что пчелы, посещая сотни видов растений, во время одного полета собирают, в отличие от большинства других насекомых, корм не на всех цветах подряд, а на цветах только одного вида. Это «цветочное постоянство» делает пчелу самым надежным и наиболее исправным опылителем для крупного сельскохозяйственного производства, с его обширными площадями однородных односортных посадок и посевов, в которых на каждом гектаре сконцентрированы тысячи и миллионы одновременно распускающихся цветков одной культуры.
Все это было в общем более или менее хорошо известно и до Фриша. А вот танцы, обнаруженные им на сотах, оставались нерасшифрованными, непонятными.
Долгое время считалось, что первым их — еще в 1888 году — зарегистрировал и довольно подробно и точно описал Эрнст Шпитцнер.
Увидеть и описать какой-нибудь факт еще не значит открыть его. И после Шпитцнера многие наблюдали эти примечательные кружения и восьмеркоподобные пробеги, совершаемые пчелами на сотах. Достопочтенный Унхох, к примеру, отметил, что танцы становятся особенно часты в пору обильного взятка, и счел их пляской радости сборщиц, воодушевленных обилием нектара в цветках. Подобное объяснение было далеко от науки.
Научное открытие рождается, когда факт осмыслен, вырисовывается как следствие одних и причина других явлений, когда правильность его трактовки подтверждена в опыте. Так получилось и с танцами пчел, которые сразу заворожили Фриша.
Аристотель и Линней попытались обнять мыслью все живое. Реомюр ограничил свое поле зрения единственным классом насекомых. Фабр избрал объектом наблюдения насекомых нескольких отрядов. С. И. Малышев сосредоточился на изучении одних только перепончатокрылых. Фриш из множества видов этого отряда остановил свой выбор на общественных пчелах, да и то не на всем круге данных об этом интереснейшем насекомом, а, отбросив прочее, занялся летной деятельностью, даже еще у́же — ориентировкой в полете.
Так совершается восхождение.
В знаменитой книге «Разговоры с Гёте» И.-П. Эккерман приводит помеченную 8 октября 1827 года запись, которую здесь стоит воспроизвести полностью:
«Мы окружены чудесами; самое лучшее в том, что кругом от нас скрыто. Возьмем хотя бы пчел. Мы видим, что они летят за медом на далекие расстояния и притом то в одном, то в другом направлении. Теперь они в течение недели летают на запад, к полю с цветущей репой. Потом, в течение такого же времени, на цветущий луг, далее еще куда-нибудь на цветущий клевер, затем опять в новом направлении, туда, где цветут липы. Но кто же говорит им: „Теперь летите туда, там есть кое-что для вас! А теперь в другое место, там есть кое-что новое!“? И кто отводит их назад, к их пасеке и к их улью? Они движутся туда и назад, как на невидимых помочах; но в чем тут секрет, этого мы не знаем…»
Вчитаемся в эту запись, открывающую во всей ее мощи проблемность видения мира, присущую подлинным гениям. Философ-естествоиспытатель присматривается к будням, к повседневности, мимо которых проходят тысячи простых смертных, и в ничем, казалось, не примечательных явлениях обнаруживает исполненные удивительных загадок кристаллы микрокосма, тему для размышления, для попытки прикоснуться к основам мироздания.